Я перед Родиной ни в чем не виноват. Виноват только перед одним человеком, что грубо ответил ему. За это пускай накажут. Но и он меня обидел, да не только меня, а всех летчиков, не поверив, что мы деремся с противником. Он виноват в том, что наши войска понесли ненужные потери, и должен за это ответить. Только кому от этого польза? Убитых не воскресишь, а раненым не станет легче.
Я старался логически проанализировать случившееся, но чувствовал, что только совсем запутался. Ясно было одно: в течении больших событий не может все идти гладко. Главное — вера в победу, в партию и в товарищей. А недоразумения — явления преходящие. Время утвердит истину. Надо спать. Утро вечера мудренее.

7
— Подъем!
Я по привычке сбросил было одеяло, но, вспомнив «Завтра утром со всеми не вставай, как следует выспись», остался лежать.
Безработный! Всю жизнь я трудился. В детстве, в деревне, помогая матери. Потом город, учеба, работа, армия, бои с японскими захватчиками и белофиннами, академия. И вот снова уже второй год воюю. Теперь кто-то хочет все это зачеркнуть…
Мне захотелось вскочить и всем объявить, почему я лежу. Сдержался. Товарищи не помогут. Они только посочувствуют. Сочувствие мне не нужно, я ни в чем не виноват.
Все же лежать стыдно.
— Товарищ командир! Товарищ командир! — затеребил меня Априданидзе, думая, что я еще не проснулся. — Уже подъем!
Я встал. Оделся вместе со всеми. Так лучше. На аэродроме, пока все выясняется, буду собирать грибы. Я люблю грибы. Вечером будет прекрасный ужин.
Небо за ночь очистилось от облаков. Луны нет. Перед рассветом темнота особенно густа. Только ярко сияют звезды. В столовой любезно встречает официантка. Бутерброд с маслом и сыром. Горячий кофе.
Легкий завтрак. Все идет, как всегда, словно ничего и не случилось. Но на душе скребут кошки. Безработный!
Когда мы приехали на аэродром, восток уже розовел. Все спустились на КП. Здесь находились Герасимов, заместитель командира дивизии по политической части Горбачев и Василяка. Командир полка пригласил всех сесть.
— Вчера вы воевали хорошо, — начал Герасимов. — Командир корпуса да и мы оба, — командир кивнул на полковника Николая Аврамовича Горбачева, — одобряем ваши действия. Вы сделали все, что могли. Но, как говорится, выше себя не прыгнешь. В том, что немцы бомбили войска, — вашей вины нет…
«Спасибо!» — чуть было не вырвалось у меня. Николай Семенович говорил еще о чем-то, но я уже не слушал: известие, что командование разобралось в нашем бое и следствие прекращено, заслонило все остальное.
После получения боевой задачи мы узнали: с 20 октября фронты, действующие на Украине, переименованы. Наш Воронежский стал 1-м Украинским, а фронты южнее — соответственно будут теперь называться 2, 3 и 4-м Украинскими. Летчики вышли из землянки. Я остался на КП, чтобы узнать у комдива, почему же нам вчера не выслали помощь.
Герасимов с Василякой направлялись в 91-й полк. Николай Семенович пригласил меня с собой.
— Почему, почему? — безобидно и устало проворчал он. — Ты же знаешь, что у нас нет ночников. Это тебе не ПВО. Дивизия не летает ночью.
Кто-кто, а Николай Семенович прекрасно знал, что, хотя на земле уже темнело, на высоте еще было светло и летчики с успехом могли бы атаковать «юнкерсов». Посадка в темноте? Ну и что же? Ради такой цели нужно было рискнуть. Ведь война. К тому же мы сели нормально. С успехом это сделали бы и другие летчики. «Нужно быть хозяином положения, а не просто истребителем», — часто говаривал Герасимов. Почему же он вчера не сумел быть хозяином и не выслал нам помощи?
— Выходит, побоялись за летчиков? — непроизвольно сорвалось у меня с языка. Я понял, что это бестактно, и приготовился услышать резкость. Однако Николай Семенович спокойно ответил:
— Нет, не в этом дело. Здесь формально никто не виноват.
Оказывается, когда КП дивизии принял просьбу о высылке дополнительного наряда истребителей, летчики на земле уже закончили дежурство и собирались на ужин. Техники в это время раскрыли самолеты и просматривали их, готовя к утренним полетам.
— О вылете уже никто и не думал, — продолжал Герасимов. — Я даже начал ругать тебя, что задерживаешься в воздухе. И вдруг ты рявкнул на весь фронт: «Вышлите помощь!» Днем-то, когда летчики сидят в кабинах, и то в таких случаях прибывают всегда к шапочному разбору.
— Но мы после вызова, еще до бомбометания, вели бой минут пятнадцать. Подкрепление вполне бы могло прибыть, — сказал я.
— Кто вас знал! — Николай Семенович остановился: — Ведь вы «юнкерсов» перехватили чуть ли не под Житомиром! Ты не соизволил нам об этом сообщить, а я пока еще не научился читать чужие мысли на расстоянии… — И после небольшой паузы проговорил спокойно: — А потом, если бы и сообщил, и я бы принял решение выслать тебе подкрепление, все равно ни один истребитель не мог сразу взлететь. Пока бы вызывали летчиков, подготавливали самолеты — немцев бы уж и след простыл.
— Почему на такие экстренные случаи нет в дивизии ночников? — спросил майор Василяка. — Разве нельзя подальше от передовой иметь ночной аэродром? Летчики найдутся.
— У тебя в полку есть такие?
— Человек пять летали ночью еще до войны.
— Почему сейчас не летаете?
— Нет приказа.
— Вот так же и я: отсебятину творить в таких делах никто не имеет права. Это армия, а не самодеятельная артель… — На лице Николая Семеновича появилась грусть. Он помолчал, подумал, потом сказал: — На фронте, в воздушной армии, ночные истребители необходимы. Если бы была хоть одна ночная эскадрилья, вчерашняя бомбежка не состоялась бы.
Я вспомнил про академию, где мы изучали взаимодействия истребителей противовоздушной обороны страны с фронтовой авиацией:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67