А как легко дышится! Может быть, поэтому в такие моменты каждый видит в товарище только хорошее, доброе, не желая замечать сделанных в бою ошибок. Даже и ошибкам-то своим радуешься, словно они тоже пошли на пользу. Но это быстро проходит. Возбуждение остынет, и наземная жизнь пойдет своим чередом.
— Понимаете! Прицелился в упор по «мессеру», — захлебывался Сергей Лазарев, — не стреляет: после взлета позабыл включить оружие. Пока возился с тумблером, вы уже двоих сбили, а остальные — наутек. Мой тоже шарахнулся. Но я уж очень близко присосался к нему, жалко было бросать мерзавца. Ну, думаю, момент — и готово. Погнался…
— Умерил бы ты свой пыл, — перебил Лазарева Кустов. — На доступную дичь охотников много. Как ты не подумал, что из-за тебя мы все могли поплатиться…
— Зато я удачно потом завалил «лапотника».
Кто не хочет прямо, без оговорок, признать свою ошибку, тот может повторить ее. Нас возмутил ответ Лазарева. Для любого бойца и командира высшая доблесть на войне — исполнительность, дисциплина. Это душа, цемент воинского коллектива.
— Неужели ты не понимаешь, что чуть было не сорвал выполнение боевой задачи? — гневно спросил я Лазарева. — «Завалил „лапотника“!» А что самовольно вышел из строя — это тебя не тревожит?!
Сергей виновато потупился.
— Понимаю. Но уж очень не хотелось упустить. Вы сбили, а я сразу не сумел. Со стрельбой у меня неважно.
Его откровенность подкупила нас.
— Все-таки ты, Серега, ловко разнес «юнкерса», — уже примирительно заговорил Кустов.
— Но как мы с тобой после этого зависли, точно тараньки на крючке, — снова оживился Лазарев.
— А мы? — Тимонов глядел на меня, разминая поврежденную еще на Калининском фронте поясницу.
— Тебя, видать, здорово сковало? — посочувствовал я.
— Здорово! Но ничего, разомнусь.
— Кто нас с тобой выручил?
— Так и не разобрались? — К нам незаметно подошли полковник Герасимов и майор Романенко, командир соседнего 91-го полка. Их возбужденные боем лица и улыбки без слов говорили, кто так вовремя пришел нам на помощь.
Я поспешил доложить о вылете, но комдив предупреждающе поднял руку:
— Видел! Своими глазами видел, как вы трудились и на горках подставляли себя на съедение фрицам. Лучше скажите, машины здорово пощипали?
— Нет. У меня только трубку Пито снарядом перебили да чуть крылья поцарапали, — показал я на свой «як», на котором мастер по приборам Ольга Салова уже ставила новую трубку приемника прибора скорости. — А вот самолет Лазарева здорово изрешетили.
— После такой рубки все это пустяки. Плохо, очень плохо, что многим «юнкерсам» удалось отбомбиться. На плацдарме нашим и без бомбежки трудно.
— Почему в воздухе в это время не патрулировали наши истребители? — спросил Кустов.
— Патруль был. Правда, небольшой, но «мессеры» на него напали. Потом показали хвосты и мотанули на Киев. Наши клюнули на эту удочку и погнались. А тут Ю-87. Перенацелить тоже поздно было.
— Эх, если бы мы не были привязаны к «горбатым», дали бы жару «лапотникам»! — произнес Лазарев. — Переведите нас, товарищ полковник, на прикрытие войск. Надоело летать со штурмовиками. Пускай и другие с ними поработают. А то мы так разучимся драться с бомбардировщиками.
Просьбу поддержали все летчики.
— Разумно и логично. Вы уже давненько летаете со штурмовиками. Кажется, месяца полтора?
Комдив сам прекрасно знал, сколько времени работаем мы с «илами». Сочувственно-иронизирующий тон его вопроса насторожил нас. Герасимов, словно ничего не замечая, спокойно продолжил:
— Сейчас в воздухе горячие денечки. Все бурлит. Тут я и попрошу командира корпуса перевести вас с одной работы на другую. Надоело, мол, ребятам летать с «илами», хотят переквалифицироваться. Пускай, мол, и другие осваивают эту работу. Как такая просьба будет называться?
Тишина.
— Тоже мне летчики, все коммунисты, — упрекнул нас комдив.
— Не совсем точно. Есть один комсомолец — я, — отозвался Тимонов.
— Ну вот ты, как самый молодой и активный, первый и отвечай.
— По-научному не могу дать определения такой просьбе. Но я бы пока, только пока, воздержался бы от обращения к командиру корпуса.
Герасимов рассмеялся:
— Значит, пока? Дипломат!
— Никак нет, товарищ полковник! Не дипломат. Просто в голове нашлась разумная мыслишка.
С лица Николая Семеновича исчезла улыбка. Он мягким, чуть суховатым голосом начал:
— Вот что, дорогие друзья. Я знаю, вы хорошо понимаете обстановку на фронте. Немцы подтягивают новые силы. «Петляковы» будут действовать по резервам еще на подходе, далеко в тылу. Надо бомберов надежно прикрыть. Сюда, под Киев, прилетели лучшие немецкие асы. Их много. Дерутся они хитро. В таких условиях прикрытие бомбардировщиков — задача сложная. Вы с «Петляковыми» летали много. Особенно с аэродромов Долгие Буды и Большая Писаревка. Опыт накопили богатый. Да и сейчас умело прикрываете «илы». В этом вылете я видел вашу работу. Ничего не скажешь — молодцы! Поэтому я думаю, что лучше вас вряд ли кто прикроет бомбардировщиков.
Николай Семенович испытующе оглядел нас:
— Ну как, справитесь?
Разве после этого можно было усомниться в своих силах?

4
Аэродром снова наполнился гулом моторов. Взлетала очередная группа истребителей и штурмовиков. Как только самолеты легли на курс, Герасимов направился на КП полка. А Александр Романенко, повернувшись ко мне, приветливо улыбнулся:
— Ну, поздравь меня! Сегодня после полуторамесячного перерыва получил боевое крещение.
— Поздравляю! — в тон ответил я, крепко пожимая руку товарищу. — Только ты крещен да крещен. После всех огней и вод, через которые ты прошел, — это пустяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67