Оставалось только надеяться, что он не разойдется.
В брюках она чувствовала себя очень странно после тяжелых нижних юбок и платьев, которые всегда носила. Даже в ободранном коротком платьице, в котором она брела по джунглям, она чувствовала себя иначе. Лолли взглянула на свои ноги, обтянутые брюками. Ткань особенно тесно облегала бедра и ягодицы. Наверное, брюки сидели чересчур хорошо. Лолли раздумывала, не распороть ли шов, не переделать ли всю работу, но уж очень ей не хотелось возиться с шитьем, которое никогда не было ее любимым занятием. Она научилась только вышивать – монограммы, цветы и тому подобное.
Интересно, подумала Лолли, почему некоторые обязанности всегда связывают с женщинами, дамами в особенности. Мадам Деверо была очень строга насчет того, чем пристало заниматься даме, а чем – нет. По мнению Лолли, лишь немногие из подходящих занятий доставляли удовольствие. Танцы, например, она любила, но дамам приходилось ждать, пока мужчины соизволят пригласить их. Еще одно глупейшее правило, несомненно, придуманное когда-то высокомерными особями мужского пола. Здравого смысла в нем столько же, сколько в правиле о дамском аппетите – глупость, настоящая глупость.
Другим приятным делом была верховая езда, хотя брат Харрисон не позволял брать резвых лошадок, считая ее беспомощной. Он бы тоже выглядел беспомощным, если бы его заставляли ездить чуть ли не свесившись поперек лошади на скользком кожаном седле, зацепившись одним коленом за седельную луку. Лолли не могла взять в толк, как можно удержаться на лошади в таком положении. Лично ей не удавалось это ни разу.
Ее раздражало, что мужчины, видимо, считали своей единственной целью в этом мире управлять женщинами, а потом спасать их от последствий своего руководства. Бесполезное занятие.
Но таков был мир – им правили мужчины, по крайней мере, ее мир. В нем было пятеро братьев, которые с наслаждением командовали ею, а сами делали все, что им вздумается. И отец, который никогда не утруждал себя заботами о дочери и до сих пор не очень спешил увидеть ее. Теперь же она оказалась заточенной в лагере, полном мужчин, солдат, еще там был один янки, твердолобый, упрямый, невоспитанный, а такта и утонченности в нем столько, сколько в пушечном ядре.
Странный человек этот Сэм. Непробиваемый. Лолли вспомнила, как он отказался извиниться. Грубо. Обозвал ее ужасно. И все же что-то в нем интриговало ее. Наверное, из-за того, что у них такие разные жизни. Возможно, ее тянет к Сэму Форестеру потому, что она никогда не встречала таких людей, как он.
Те несколько мужчин, с которыми она общалась дома, были джентльменами до мозга костей, с головы, хорошо ухоженной, до ног в начищенной обуви. Они были воспитанными, любезными, с приятными утонченными лицами. Сэм тоже был красив, но какой-то грубой красотой. Она представляла себе его лицо таким, каким впервые хорошенько разглядела в том закоулке. В глубине ее души в тот раз словно прозвенел колокол, предупреждая об опасности. Тогда она очень испугалась.
Теперь же чувствовала любопытство, ведь ни один из джентльменов, несмотря на всю их утонченность, воспитанность и приятную внешность, ни один из них не заставлял ее испытывать головокружение.
Сэму это удалось.
В нем было ужасно много гордости. Возможно, даже больше, чем у жителя Чарлстона, а это уже перебор. Она вспомнила, как попыталась поделиться с ним своей едой. Вот тогда его гордость и взыграла в полной мере.
Разговаривал он грубо, нарочито грубо, а ругался так, что хоть завтра мог предстать перед лицом дьявола. Он был таинствен и очень опасен. Наверное, трущобы сделали его таким, а может, это случилось из-за чего-то другого... из-за потери глаза, например? Сэм Форестер не был джентльменом, и все же... что-то в нем было. Сколько он ни вопил на весь белый свет, что она для него обуза, он ни разу не бросил ее, ни разу. Лолли вздохнула, размышляя, что бы это значило, и уговаривая себя не выдумывать лишнего.
Подперев голову рукой, она в сотый раз оглядела пустую комнатенку. Деревянный пол был сделан из какого-то грубого, шершавого дерева. Стены выкрашены, но цвет, если это можно было назвать цветом, был тускло-серый. В комнате стояли два деревянных стула, один – дубовый, колченогий, только с одним подлокотником, второй – темно-зеленого цвета. Надо же было выкрасить его именно зеленой краской, как будто на этом острове недостаточно зелени!
Если с цветом еще можно было как-то мириться, то с дырами в плетеном сиденье стула – нет. Лолли допустила ошибку, усевшись на этот стул, когда Сэм приволок ее в эту комнату и швырнул на кровать кое-какое постельное белье вместе с чистой одеждой. Она собралась молча наблюдать, как он топочет в комнате вроде буйвола, и опустилась на ближайший стул, чтобы устроиться с удобствами, пока он даст выход своему гневу. И тут же провалилась прямо до нижней перекладины, ее колени оказались прижатыми к груди. Даже если кто-нибудь разжег бы костер под ней, она все равно не смогла бы шевельнуться. Крепко выругавшись, Сэм вытянул ее из стула.
Смутившись от одного воспоминания об этом, Лолли уселась на твердую кровать и уставилась на толстые красные носки, лежавшие рядом с парой кожаных ботинок с длиннющими шнурками и множеством дырочек. Коричневая кожа была твердой как камень, без единой морщинки. Это явно были мужские ботинки, но такие маленькие, что казалось, придутся ей впору, и Лолли удивило, откуда Сэм их взял.
Пожав плечами: мол, ей все равно, Лолли натянула носки, надела ботинки, потом завязала шнурки и встала, чтобы проверить их в деле. Она сделала несколько шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108