– Ясно, что ты ровным счетом ничего не понимаешь в голосах. – Она попыталась бросить на него величественный взгляд, но не сумела достаточно высоко поднять подбородок. Янки нарочно вел себя грубо, и даже его ужасное воспитание не могло служить ему оправданием. Юлайли казалось, что этому человеку доставляет удовольствие обижать людей, и жалость, которую она было к нему почувствовала, быстро испарилась.
– Зато я разбираюсь в ножах и пулях и знаю, что такое пытки и боль. А ваш голосок, мисс Лару, режет мне уши.
– Что ж, очень жаль. Я все равно буду петь, когда захочу. Специально для твоих ушей. – Она во весь голос затянула «Каролину».
Он поднялся и шагнул к ней, словно намереваясь заткнуть ей рот. Юлайли хотела уже сдаться, забеспокоившись о своем благополучии, когда заскрипел замок и дверь снова распахнулась. Вошли хмурые солдаты. Юлайли перестала петь. Солдаты перестали хмуриться, хотя ножи держали по-прежнему наготове. За ними вошел человек маленького роста и внес две деревянные миски, наполненные горячим рисом с каким-то пахучим соусом. У Юлайли заурчало в животе, что было недопустимо для настоящей дамы. Она не ела со вчерашнего дня, да и тогда перекусила лишь манго и хлебом.
По привычке она не задумывалась о еде, потому что одно из правил мадам Деверо гласило: настоящая дама никогда не дает волю чувству голода. Ни при каких обстоятельствах. С юных лет Юлайли усвоила, что истинная леди, как ее мама, ест очень мало, изящно и никогда не покажет, что голодна. Тем не менее иногда, в редких случаях, ее желудок издавал предательское урчание, словно приветствовал появление еды, от чего она жутко смущалась. Юлайли прижала руку к животу, как будто этот жест мог успокоить урчание.
Коротышка вручил ей миску. Любая еда показалась бы ей сейчас манной небесной, и у нее уже заранее потекли слюнки. Коричневый рис, залитый прозрачным соусом, в котором плавали кусочки мяса, выглядел несколько вязким, но запах был соблазнительный.
Пройдя в угол, раздатчик сунул вторую миску Сэму, который вновь опустился на пол и привалился к стене.
Юлайли, как подобает даме, ждала, пока обслужат ее сотрапезника, а также подадут приборы.
А вот он не ждал. Оцепенев от изумления, она смотрела, как Сэм поглощает свою порцию. Он вычерпывал рис пальцами – от такого зрелища она буквально раскрыла рот.
Дверь заскрипела, и тогда Юлайли поняла, что раздатчик уходит.
– Постойте! Подождите! Прошу вас.
Она ухватилась за дверь и чуть не опрокинула свою миску. Коротышка обернулся. Она вежливо улыбнулась:
– Будьте любезны, я бы хотела получить столовые приборы.
Сэм подавился и зашелся удушливым кашлем, словно был на последнем издыхании. Манеры у него отвратительные, поэтому неудивительно, что он поперхнулся. Наверное, сунул в рот целую пригоршню риса, не проглотив предыдущую. Этот человек использовал пальцы как черпак. Отвратительно.
Подавальщик все еще стоял на пороге, тупо глядя на Юлайли.
– Столовые приборы, – произнесла она чуть громче в надежде, что так он лучше ее поймет.
Он пожал плечами. Сэм продолжал кашлять.
– Вилку, нож... хотя не думаю, что вы дадите мне его. Хотя бы ложку, прошу вас, – повторила она, одновременно изображая, как она ест с помощью приборов.
Коротышка нахмурился, но так ничего и не понял. Юлайли изобразила, как она вонзает вилку в кусок мяса и затем разрезает его. Человек внимательно смотрел, затем заулыбался.
– Кучильос! – воскликнул он и изобразил, что ест.
– Да, – улыбнулась она в ответ. – Да, принесите мне, пожалуйста, ку-у-чи-и-хос.
Человек кивнул и вышел, закрыв дверь. Сэм в углу кашлянул. Она посмотрела на него:
– Все в порядке?
Лицо его раскраснелось, в уголке глаза блеснула слеза. Нет, ему в самом деле следует вести себя осторожнее. Хорошие манеры могут спасти его, а то однажды он поперхнется насмерть, Юлайли решила преподать ему урок этикета.
– Мистер Форестер... то есть Сэм, там, откуда я родом, считается невежливым начинать есть прежде остальных, особенно прежде дамы.
Он отправил в рот следующую пригоршню.
– Вот как? – Немного пожевав, он наконец соизволил проглотить. – А там, откуда я родом, едят то, что достается, и едят очень быстро, иначе кто-то другой съест это за тебя.
Его слова тут же напомнили ей, как прошло его детство – в бедности и голоде. Неужели он в самом деле подумал, что она украдет его порцию? Прежде чем Юлайли смогла заверить своего товарища по несчастью, что ему незачем беспокоиться, дверь снова распахнулась и вошедший коротышка протянул ей маленькую ложку.
– Большое спасибо, – улыбнулась Юлайли, принимая ложку и выжидая, пока он уйдет, чтобы начать трапезу.
Из угла по-прежнему доносилось смачное чавканье. С такими манерами он бы у мадам Деверо постился три раза в день, вот тогда научился бы умеренности. Юлайли погрузила ложку в рис, но в ее мыслях промелькнула картина: дети играют обломками кирпичей вместо кубиков, голодным ребятишкам приходится красть хлеб, чтобы поесть.
Нет, Сэм уже знал, что такое умеренность. Интересно, что значит по-настоящему испытывать голод – не потому, что нужно держать себя, как подобает даме, а потому, что нет еды. Внезапно она вспомнила, сколько продуктов выбрасывалось у них в доме все эти годы, и испытала чувство вины. Юлайли помедлила и взглянула на Сэма. Он продолжал есть, словно это была последняя трапеза в его жизни.
Она отставила миску и с трудом поднялась с пола. Потом, стараясь не потерять равновесие, наклонилась и подобрала свою порцию. Все это было проделано с величайшей осторожностью, чтобы не уронить ни крошки. Обхватив миску обеими руками, она прошаркала в угол и остановилась в футе от Сэма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108