- Томас...
Томас Кавинант?
Кавинант вздрогнул во мраке кабины. Чтобы скрыть беспокойство, он
поерзал на сиденье. Затем неловко спросил:
- А что? Ты им интересуешься?
- Интересуюсь? Не, мне не интересно. Просто проезжаю мимо - погоняю
своего мула, куда мне велят. Никогда раньше не был в этих местах. Но в
городе я слышал разговоры про этого парня. Поэтому я спросил о нем девицу
на стоянке, и у меня тут же уши завяли от ее болтовни. Один вопрос - и я
сразу получил кучу дерьма. Ты знаешь, что такое проказа?
Кавинант скривился:
- Кое-что.
- Ну, так вот, это весьма неприятная вещь, позволь тебе сказать. Моя
старуха читает об этой дряни все время в Библии. Грязные нищие. Нечистые.
Я не знал, что такая зараза осталась еще в Америке. Но похоже, что к этому
мы и идем. Ты понимаешь, что я имею в виду?
- И что ты имеешь в виду? - тупо спросил Кавинант.
- Я считаю, что эти прокаженные должны оставить в покое приличных
людей. Таких, как та девка за стойкой. С ней все в порядке, даже пусть
язык с моторчиком, но она там залилась до жабер за счет какого-то угрюмого
ублюдка. А этот парень Кавинант пусть перестанет считаться только со
своими интересами. Незачем раздражать живущих в округе людей. Ему следует
уйти к другим прокаженным и оставаться с ними, не беспокоить людей
нормальных. Это просто эгоистично - ждать, что обычные ребята, вроде тебя
и меня, будут терпеть это. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Сигарный дым в кабине был плотным, как из кадила, и от этого Кавинант
почувствовал легкое головокружение. Он продолжал ерзать, как будто
ложность его положения не давала ему удобно сидеть. Но разговор и
неуловимое легкое головокружение заставили его почувствовать в себе
мстительность. На миг он забыл, что почувствовал симпатию к этому
человеку. Он нервно крутил на пальце обручальное кольцо. Когда они
приблизились к границам города, он сказал:
- Я собираюсь в ночной клуб, прямо здесь, у дороги. Как насчет того,
чтобы выпить вместе?
Без всяких колебаний, водитель фургона сказал:
- Парень, ты угадал. Я никогда не откажусь, если меня угощают.
Им оставалось проехать еще несколько светофоров. Чтобы заполнить
молчание, Кавинант спросил шофера, что случилось с его рукой.
- Потерял на войне.
Он остановил свою машину у светофора и зачинил сигару, придерживая
брюхом баранку.
- Мы были в патруле и напоролись прямо на их противопехотную мину.
Весь отряд разнесло к чертям. Мне пришлось ползком добираться до лагеря.
Заняло это у меня два дня, и я вроде как помешался - ты понимаешь, что я
имею в виду? Не знал, что делаю. Когда попал к врачу, спасать руку было
уже поздно. Какого черта, она мне и не обязательна - по крайней мере, моя
старуха так говорит, а уже она должна в этом понимать толк. - Он хихикнул.
- Для этого дела обе руки не обязательны.
Кавинант простодушно спросил:
- А у тебя были какие-нибудь трудности с лицензией водить эту
штуковину?
- Ты смеешься? Да я могу управлять этой малышкой любой кишкой лучше,
чем ты трезвый четырьмя руками. - Он ухмыльнулся в свою сигару, довольный
своим юмором.
Добродушие его тронуло Кавинанта. Он уже сожалел о своем двуличии. Но
стыд всегда вызывал у него гнев и упрямство - рефлекс, вызванный болезнью.
Когда грузовик припарковался за ночным клубом, он толкнул дверцу кабины и
спрыгнул на землю, как будто в спешке убегая от компаньона.
Однако пока они ехали в темноте он и забыл, как высоко он над землей
располагалась кабина. Его слегка закружило. Он неуклюже приземлился, почти
упал. Ноги его ничего не почувствовали, но толчок отдался болью в
суставах.
Когда прошел момент оглушенности, он услышал, что шофер говорит:
- Знаешь, я как-то сразу вычислил, что ты навострился на выпивку.
Чтобы не видеть холодные оценивающие взгляды этого человека, Кавинант
пошел впереди ко входу в клуб.
Когда он заворачивал за угол, то почти столкнулся с обтрепанным
стариком в черных очках. Старик стоял спиной к зданию, протягивая мятую
жестяную кружку к прохожим и провожая их на слух. Голову он держал высоко,
но она слегка дрожала, и он пел, как на панихиде. Под мышкой он держал
трость с медным наконечником. Когда Кавинант повернул к нему, он слегка
помахал своей кружкой в его направлении.
Кавинант относился к нищим с подозрением. Он помнил того оборванного
фанатика, который пристал к нему как раз перед самым началом той
галлюцинации. Воспоминание об этом встревожило его, в ночи возникла
неожиданная напряженность. Он шагнул ближе к слепому и вгляделся в его
лицо.
Интонация в песне нищего не изменилась, но он повернул ухо к
Кавинанту и ткнул его в грудь кружкой.
Водитель фургона остановился позади Кавинанта.
- Черт, - проворчал он. - Они так и кишат. Это как болезнь. Пойдем.
Ты обещал мне выпивку.
В свете уличных фонарей Кавинант смог разглядеть, что это был другой
нищий, не тот фанатик. Но слепота все-таки вызвала в нем жалость, симпатию
к калеке. Вытащив из кармана бумажник, он достал двадцатидолларовую
бумажку и сунул ее в жестяную кружку.
- Двадцать баксов! - воскликнул шофер. - Ты совсем спятил, или как?
Тебе, приятель, не выпивка нужна. Тебе нужен санитар.
Не прерывая песню, слепой вытащил шишковатую руку, сгреб кредитку и
спрятал ее куда-то под лохмотья. Затем он повернулся и пошел прочь,
бесстрастно постукивая палочкой, спокойный, в особом мистицизме слепых,
напевая во время движения "в предвкушеньи божественной славы".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30