Он долго был здесь шерифом и стал активным
поборником "своей" страны. Он полагает, что вы - угроза. Только между
нами, мне кажется, что у него человечности не больше, чем необходимо для
того, чтобы каждые два года переизбираться. - Она говорила быстро, как
будто пытаясь удержать его, чтобы он не сказал чего-нибудь, не предложил
что-нибудь сделать. - Но я думаю, что смогу заставить его сделать кое-что
для вас. Если я запугаю его, скажу, что вы собираетесь в отместку снова
пойти в город, я могу вынудить его следить, чтобы ничего подобного больше
не случалось. Он знает эту страну. Можно держать пари, он уже знает, кто
поджег ваши конюшни.
"Конюшни Джоан", - молча ответил Кавинант. - "Я не люблю лошадей".
- Он может удержать этих людей, чтобы они ничего больше не сделали. И
он сделает это - если я правильно припугну его.
Кавинант согласился на это. Казалось, у него не было другого выхода.
- Кстати, некоторые из местных жителей пытались найти какой-нибудь
законный способ заставить вас съехать. Они расстроены этим вашим визитом.
Я говорила им, что это невозможно - или, по крайней мере, больше
неприятностей, чем это заслуживает. И большинство из них, я думаю, верит
мне.
С дрожью он повесил трубку. Он провел полный ВНК, проверяя свое тело
с головы до ног на предмет угрожающих признаков. Затем задался целью
попытаться возвратить все свои самозащитные привычки.
Примерно через неделю у него наметился прогресс. Он шагал через
расчерченную аккуратность своего дома как робот, с любопытством осознающий
механизм, действующий внутри себя, ищущий вопреки ограничениям своей
программы один хороший ответ смерти. И когда он выходил из дома,
прогуливался к бакалейной лавке или отправлялся на несколько часов
побродяжничать по лесу вдоль ручья Писателя за Небесной Фермой, он
двигался преувеличенно осторожно, проверяя каждый камень и вешку и
дуновение ветра, как будто подозревая их в скрытой злобе.
Но иногда он осматривался вокруг, и тогда решимость его пошатывалась.
В лесах был апрель - первые знаки весны, которые должны были
восприниматься им радостно. Но в неожиданные моменты его взгляд казался
затуманенным печалью, когда он вспоминал весну в Стране. По сравнению с
тем, где само здоровье растений было видимым, заметным, ощутимым от
прикосновения и звука, здесь леса смотрелись уныло примитивными. Красота
деревьев, травы и холмов не имела ни вкуса, ни глубины. Они могли только
напоминать ему Анделейн и вкус алианты.
Затем его начали беспокоить другие воспоминания. В течение нескольких
дней он не мог выкинуть из своих мыслей женщину, умершую за него в битве у
настволья Парящее. Он даже никогда не знал ее имени, никогда не спрашивал
ее, почему она была так ему предана. Она относилась к нему как Этиаран, и
Морестранственник, и Лена: она предполагала, что у него были права на
такие жертвы.
Как и Лена, о которой он редко осмеливался вспоминать, она вынуждала
его вести себя соответствующим образом; и вместе со стыдом при
воспоминании об этом приходила ярость - все тот же знакомый гнев
прокаженного, от которого в такой большой степени зависела его
выживаемость. _К_а_к_о_г_о _ч_е_р_т_а_! - вспыхивал он. У них не было на
это прав. У них не было права! Но когда эта бесполезная страсть одолевала
его, он был вынужден диктовать себе по пунктам, как если бы он читал
диагноз, записанный в истории своей болезни. Тщетность - основная
характеристика жизни. Боль - доказательство существования. На поверхности
своего морального одиночества у него не было других ответов.
В такое время он находил горькое утешение, рассматривая себя как
человека в такой психологической ситуации, где объект был отделен от всего
чувственного содержания, ослеплен, осмеян, сделан немым и неподвижным, и в
результате начал испытывать самые ужасные галлюцинации. Если сознание
нормального мужчины или женщины может быть так сильно погружено в
благодать их вынужденного хаоса, то, конечно же, один жалкий прокаженный в
коме мог видеть сон, худший чем хаос - сон, созданный специально для себя,
чтобы свести себя с ума. Ведь то, что с ним случилось, совершенно
превосходило понимание.
И вот так, таким образом, он выживал день за днем в течение трех
недель, прошедших после пожара. За это время он полностью осознал, что
нерешенный стресс внутри него ведет его к кризису; но снова и снова он
загонял в дальний уголок сознания это знание, усмиряя мысль об этом
яростью. Он не верил, что сможет перенести еще одно тяжкое испытание;
первое он пережил слишком плохо.
Но даже сконцентрированная едкость его ярости не была достаточно
могущественной, чтобы полностью защитить его. Как-то утром в четверг,
когда он повернулся к зеркалу побриться, кризис так резко проявился в нем,
что его рука начала яростно дрожать, и ему пришлось бросить бритву в
раковину, чтобы не перерезать себе горло.
События в Стране были далеко не завершены. Захватив Посох Закона,
Лорды сделали как раз именно то, чего хотел от них Лорд Фаул. Это было
просто первым шагом в его замыслах, основа которых была заложена тогда,
когда он призвал в Страну кольцо Кавинанта из Белого Золота. И он не
успокоится, пока не получит власть над жизнью и смертью всей Страны. А
чтобы сделать это, Фаулу обязательно снова потребуется Дикая Магия Белого
Золота.
Кавинант безнадежно уставился на себя в зеркало, пытаясь удержать
свое сознание в тисках окружающей его реальности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30