Холодная оцепенелость мертвенных нервов
исчезла, была растворена целительным огнем, который достиг и мозга костей.
Изменение в его пальцах рук были даже более явными. Правая ладонь
запуталась в простыне, и когда он пошевелил пальцами, то смог
почувствовать текстуру ткани их кончиками. Его левая рука была сжата так
сильно, что он мог ощущать пульс в ее суставах.
Но нервы не восстанавливались, не должны были. "Проклятие!" -
простонал он. Ощутимость этого прикосновения пронзила его сердце страхом.
Он невольно прошептал:
- Нет, нет. - Но тон его был полон тщетности.
- Ах, мой друг, - вздохнул Морэм, - твои сны были полны таких
отказов. Но я не понимаю их. Я слышал в твоем дыхании, что ты
сопротивлялся своему собственному исцелению. И результат мне не ясен. Я не
могу сказать, принесут ли твои отказы тебе благо или вред.
Кавинант взглянул на симпатичное лицо Морэма. Лорд все еще сидел
возле кровати, его обитый железом посох был прислонен к стене прямо у него
под рукой. Но сейчас в комнате не было факелов. Солнечный свет лился через
большой проем в каменной стене рядом с постелью.
Пристальный взгляд Морэма заставил Кавинанта остро ощутить пожатие их
рук. Он осторожно разжал свои пальцы. Потом приподнялся, опираясь на
локти, и спросил, как долго он спал. Несмотря на отдых, его голос после
криков в палате Совета Лордов был грубым и отдавался покалываниями в
горле.
- Сейчас первая половина дня, - ответил Морэм. - Вызов был проведен
вчера вечером.
- Ты был здесь все это время?
Лорд улыбнулся.
- Нет. На ночное время - как бы это сказать? - меня попросили уйти.
Высокий Лорд Елена сидела с тобой в мое отсутствие. - Минуту спустя он
добавил: - Она поговорит с тобой сегодня вечером, если ты хочешь.
Кавинант не ответил. Упоминание о Елене пробудило в нем возмущение
действиями, из-за которых он оказался в Стране. Он думал о вызове как о
деле ее рук: это именно ее голос оторвал его от Джоан. "Джоан!" - мысленно
прокричал он. Чтобы не предаваться этим душевным страданиям, он спрыгнул с
кровати, собрал свою одежду и пошел поискать, где бы умыться.
В соседней комнате он обнаружил небольшой каменный бассейн, вдоль
которого шла труба, на которой был ряд каменных клапанов, позволявших ему
пустить воду там, где он хотел. Он наполнил бассейн. Когда он погрузил
свои руки в воду, острый холод вызвал дрожь новой жизненности в его
нервах. Полный гнева, он опустил в воду свою голову и не поднимал ее до
тех пор, пока холод не добрался до костей его черепа. Потом он подошел и
остановился над чашей со светящимся гравием, стоящей возле трубы.
Пока жар раскаленных камней сушил его, он пытался утихомирить боль в
своем сердце. Он был прокаженным, и знал насквозь жизненную важность
признания фактов. Джоан была потеряна для него; это был факт, как и его
болезнь, - вне досягаемости какой-либо возможности перемены. Она станет
сердиться, когда он не поговорит с ней, и будет сердиться на него,
полагая, что он нарочно дает отпор ее призыву, ее гордости, храбрым
усилиям навести мост между ними. И он не мог ничего с этим сделать. Он был
снова пойман в ловушку своего бреда. Если он собирался продолжать остаться
в живых, он не мог позволить себе роскошь огорчаться над потерей надежды.
Он был прокаженным, все его надежды были ложны. Они были его врагами. Они
могли убить его, ослепляя убийственной силой фактов.
А фактом было, что Страна - это лишь иллюзия. Было фактом, что его
заманили, поймали в сеть его собственной слабости. Фактом была его
проказа. Он настаивал на этом, и в то же время слабо возражал самому себе:
"Нет! Я не могу постичь это!" Но холодная вода испарилась с его кожи и
была заменена добрым, земным теплом гравия. Ощущения возбуждающе пробежали
по его конечностям до кончиков пальцев на руках и ногах. С диким, упрямым
взглядом, словно бившись головой о стену, он провел ВНК.
Потом он обнаружил зеркало из полированного камня и воспользовался
им, чтобы внимательно рассмотреть свой лоб. На нем не было ни следа рубца
- лечебная грязь стерла его рану полностью.
Он позвал:
- Морэм! - Но его голос имел непривычно молящий тон. Противясь этому,
он начал запихивать себя в свою одежду. Когда Лорд показался в дверях,
Кавинант не обратил на него свой взор. Он надел свою тенниску и джинсы,
обул ноги в сапоги, потом пошел в этом костюме в третью комнату своих
покоев.
Затем он нашел дверь, ведущую на балкон. С Морэмом за спиной, он
шагнул на свежий воздух. Сразу, как перед ним открылся вид, спазм
головокружения сжал его. Балкон располагался на середине южной стены
Ревлстона - более чем в тысяче футов над предгорьем, на котором покоилось
основание этой горы.
Глубина неожиданно разверзлась у него перед ногами. От страха высоты
у него зазвенело в ушах; он стремительно схватился руками за каменное
ограждение, прильнул к нему, прижавшись грудью.
Через мгновение приступ прошел. Морэм спросил его в чем дело, но он
не стал объяснять. Глубоко дыша, он с усилием выпрямился и встал,
прижавшись спиной к успокаивающему камню Твердыни. Стоя так, он
осмотрелся.
Насколько он помнил, Ревлстон занимал длинный горный клин, который
простирался отсюда в западную сторону. Он был высечен из гор великанами
много столетий тому назад, во времена Старого Лорда Дэймлона Друга
Великанов. Над Твердыней простиралось плато, которое уходило за нее на
запад и на север, до начала водопадов Фэл на расстояние одной или двух
лиг, пока не упиралось в суровые Западные горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30