После этого я с ней крупно поговорил. Сказал, что все, пора за ум браться, пока меня из-за неё не посадили. Сколько можно уже трупы прятать, правильно? — Он вопросительно уставился на меня, и я невольно ляпнула:— Вы у меня спрашиваете?— А то у кого же. Ладно, все равно не поймёшь, а я хоть выговорюсь.Теперь уже можно, теперь уже все кончилось. Вот вас ещё забетонирую, Клавдию схороню, и можно будет новую, нормальную жизнь начинать.Нет, подумала я, теперь, пожалуй, одним увольнением с работы этот товарищ не отделается. Пожалуй, его все-таки посадят. И причём надолго. Если не навсегда.— А год назад она Интернетом увлеклась, — продолжал рассказывать генерал. — С головой погрузилась, обо всем забыла. Целыми днями за компьютером сидела. Я обрадовался: дочь выздоровела! Через три месяца охрану снял, домработниц уволил, сам реже появляться стал, чтобы она себя человеком наконец почувствовала. И ничего, все нормально. Один раз, правда, Трезорку пришлось пристрелить, — он поморщился. — Но это уже мелочи. За Трезорку не посадят. А так Клава вела себя совсем как обычная девушка, смеяться начала, рассказывала мне о чатах каких-то, с кем познакомилась и так далее. Я ей даже партию начал подыскивать. Но она наотрез. Говорит, сама себе найдёт. Ну я не стал спорить…И вот сегодня вижу все это. Как думаешь, легко мне сейчас?— Думаю, вам нужно застрелиться, — честно ответила я, не мигая, глядя ему в глаза.Он вздрогнул, по лицу прошла судорога, желваки напряглись, а глаза превратились в горящие угли. Руки опять стали сжиматься в кулаки. Я напряглась, ожидая броска. Но он почему-то передумал.— Считаешь, это наилучший выход? — глухо спросил он, отводя взгляд.— Да вы тоже так считаете. Разве нет?Он тяжело поднялся, постоял надо мной, хмурый и потерянный, а потом подошёл к дочери, словно хотел спросить её согласия. Лаура молчала…— Ты была не права, Клавочка, — прохрипел он, взяв её руку. — Мы не придумываем истин. Истины живут где-то там сами по себе, независимо от нас. А мы придумываем лишь отговорки для успокоения совести. Но правда все равно выходит наружу, и тогда становится страшно. Очень страшно, моя девочка…Плечи его затряслись… Он постоял так с минуту, большой и сильный мужчина, доведённый до отчаяния собственной полоумной дочерью, которую, видимо, любил больше жизни, затем наклонился, поцеловал её в лоб и быстро пошёл к двери, бросив мне на ходу:— Побудь с ней. Я сейчас…Я услышала, как он закрыл снаружи дверь на ключ и начал подниматься по винтовой лестнице. Не двигаясь, я сидела и думала над его последними словами.Видимо, это было излюбленным выражением Лауры, результатом её длительных раздумий над загадками жизни, которые она так и не сумела разгадать своим извращённым сознанием, замкнутая в этом полусумасшедшем мирке. Она была очень умна по-своему и хитра достаточно для того, чтобы заговорить несчастного отца, убедить его в том, что нет ничего дурного в слепой любви к больной дочери, ради которой можно пойти на все, и бог простит. Она убедила его, что нет высших законов, которые нужно исполнять и которых нужно бояться, а есть лишь та правда, которую человек придумает себе сам. Коварная Лаура усыпила его совесть, и это могло продолжаться бесконечно. Она загипнотизировала его так же, как и Светлану, Ольгу, Арину и меня, подчинив своей нездоровой воле. Все это время он находился под её гипнозом, и только сейчас, когда она умерла, эти чары исчезли и отец прозрел. К сожалению, слишком поздно…В замке загремел ключ, дверь распахнулась, и вошёл генерал. В руке он держал «дипломат». По лицу было видно, что он уже принял решение, и теперь ему стало легче. Не глядя на дочь, он подошёл ко мне, положил на диван кейс и, отведя взгляд, чужим голосом проговорил:— Уходите отсюда. Идите в милицию, пусть найдут тех, кто замурован в бассейне во дворе. Тут деньги. Это вам за моральный ущерб. И родственникам уже мёртвых. Все, больше я никому ничего не должен. Бери и уходи.Когда мы отъезжали от дома, послышался громкий взрыв, и из окон второго этажа вырвались языки пламени. В одно мгновение весь дом занялся огнём. Я прибавила газу, и вскоре стал виден лишь огромный столб чёрного дыма, вздымающегося к небесам над генеральской дачей. В машине нас было четверо: трое живых и одна мёртвая. В особняке осталось ещё несколько трупов. Таков был страшный результат отцовского чувства вины перед сумасшедшей дочерью.В «дипломате», помимо денег, оказался ещё и дневник Лауры, который она начала вести три года назад. Я не стала читать его, чтобы даже в такой форме не соприкасаться с больными мыслями этой несчастной, по сути, девушки. Зато босс проштудировал его от корки до корки и потом, когда закончились разбирательства и волнения улеглись, он мне все рассказал. Оказывается, больше всего Лауру угнетало то, что в интернетовских чатах с ней почти никто не общался. Она могла говорить только либо о заумных вещах, либо об извращённом сексе. А ей всегда хотелось быть такой, как все, простой, весёлой, немного наивной девчонкой, с которой все разговаривают о пустяках, дарят комплименты, перешучиваются или пытаются закадрить. Полгода проторчав в чатах, но так и не получив вожделенного внимания, она решила добиться своего по-иному. Выбрала самую популярную девушку и заманила её к себе. Это была Светлана. После этого Лаура два или три дня наслаждалась чужим вниманием, когда входила в чат под Светиным псевдонимом Малышка. С ней все начинали здороваться, сразу узнавали, спрашивали о делах и так далее. Но Лауру очень быстро раскусили, поняв, что под знакомым псевдонимом скрывается совсем другой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135