Но, рассказывая о периодах бродяжничества Гашека, Гаек совершенно беспомощен: для него это была «опасная зона», он объясняет бродяжью непоседливость Гашека «зовом прерий». Его удивляет легкомыслие друга, который «никогда ничего не принимал всерьез, ни в одном своем поступке не видел ничего дурного, не думал, что, быть может, обижает других тем, чему сам не придает значения». Гаек полагает, будто именно этот «зов прерий» был причиной жизненных неудач Ярослава.Однако необычность, исключительность натуры Гашека объясняется весьма просто. Помимо социальных причин, о которых уже шла речь, свою роль тут сыграл и его импульсивный темперамент. Гашек был ребенком и оставался им всю жизнь. Для многих из нас детство — всего лишь жизненный эпизод, период, к которому мы возвращаемся в сентиментально-элегических воспоминаниях, но воскрешать который, даже изредка, стыдимся, боясь показаться смешными. Жизнь большей частью приучает нас к условностям, к привычкам; мы стараемся выглядеть мудрыми, осмотрительными и рассудительными.Воспринимать мир как ребенок — значит быть открытым полностью и без остатка, сосредоточить огромную душевную энергию на переживаемом мгновении независимо от преследуемой цели и возможных нежелательных последствий. Только этой ценой можно увидеть вещи в радужном освещении новизны, без шаблонов и искажающих. банальностей, можно ощутить непосредственную радость от соприкосновения с жизнью.О своеобразном переплетении в душе Гашека детской наивности, искренности и отваги хорошо написала Ярмила Гашекова: «Вы не можете себе представить, как красив молодой человек, у которого хватает смелости всегда делать только то, что он хочет. У Гашека эта смелость была всю жизнь, даже впоследствии, когда в уголках его рта появились горькие складки, а в волосах серебряные нити».Смотреть на мир открыто, по-детски безыскусно и «несентиментально» — это значит порой выглядеть чудаком и безумцем. Стихийная импульсивность Гашека обычно воспринималась неправильно, а позже послужила основой для ошибочных интерпретаций.Франтишек Лангер, свидетель, который, возможно, один только и был способен понять подлинную сущность этой иррациональности в натуре Гашека, пишет: «Гашек одаривал всех нас своим неисчерпаемым, бурлящим жизнелюбием, нередко заставляющим вспомнить Гаргантюа… Он щедро оделял друзей остроумием, юмором, иронией, наркотизировал их своей веселой беззаботностью и равнодушием к немилостям судьбы, этим своим легкомысленным „ничего!“ помогая им противостоять повседневным неприятностям, трезвой будничности. Из его жизнелюбия каждый мог почерпнуть в меру собственных потребностей и потенций, оно было его лептой во все дружеские взаимоотношения, но это было вместе с тем все, что он способен был дать своим друзьям».Иржи Магену Гашек казался более сложным: «С ним — и правда — дело обстоит не так просто, как это полагали рассказчики анекдотов за кружкой пива. У меня такое впечатление, что его доброй памяти нанесен сильный вред, но, с другой стороны, нужно учесть и то, что Гашека в ту пору никто не мог понять. Слишком часто он скрывался, исчезал…Гашек был скорее домовым, который исчезал где-нибудь за трубой, едва вы начинали с ним разговор. И это еще не выражает всей истины. У него всегда была наготове какая-нибудь неожиданная идея, и он тут же ей целиком отдавался».Перелистаем протокольные записи, сохранившиеся в архиве полицейского управления. Начинаются они праздничной ночью в канун нового, 1905 года. «Императорско-королевский инспектор охраны порядка Антонин Матейка 1 января в 3 часа утра доставил в участок Ярослава Гашека, коий, несмотря на многочисленные увещевания, размахивал на Пршикопах руками, мешая прохожим, чем вызвал скандал». Свидетелями согласились быть Пауль Киш, студент философского факультета, проживающий в Праге, Кожная, д. 1 (брат Эгона Эрвина Киша Киш Эгон Эрвин (1885—1949) — известный чешско-немецкий писатель и журналист, пользовавшийся славой «неистового репортера» (так называлась его книга, изданная в 1925 году); Киш — коммунист; в 1937—1938 годах сражался в Интернациональной бригаде в Испании.

, националистически настроенный немецкий студент), и Франц Седлак, техник, проживающий на Виноградах, Корунни проспект, д. 21. «Задержанный был сильно навеселе и в участке оскорблял немецких студентов. Личность вышеозначенного была установлена, и его отпустили». На оборотной стороне листа мы опять обнаруживаем смягчающее вину объяснение, приписанное другой рукой: «Гашек показал, что был сильно пьян и помнит лишь, что с кем-то на Пршикопах поспорил, ничего более определенного добавить не может. Лишено значения».Перечень нарушений порядка продолжается с непоколебимой регулярностью. Между тем пражский императорско-королевский дисциплинарный суд терпеливо пытается установить постоянное место жительства Гашека, чтобы взыскать с него штраф.И еще одна запись, из которой явствует ребяческий характер этих ночных выходок: «Двадцатидвухлетний писатель Ярослав Гашек, проживающий и т. д., 20 июня в четверть четвертого утра на Житной улице неподалеку от полицейского участка зажег три уличных фонаря, которые уже были погашены. Императорско-королевский полицейский Франтишек Шприх доставил вышеозначенного в участок, а поскольку он вел себя грубо и не пожелал назвать своего имени, то был заключен в одиночную камеру». Дело несколько запуталось, ибо позднее правонарушитель заявил: «Признаю, я зажег один фонарь, но тот фонарь, который перед участком и о котором утверждают, будто я его тоже зажег, зажег не я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116