Казалось, трудно было бы найти для этого более подходящее место, чем липницкое уединение. Хозяева, супруги Инвальды, любили людей, причастных к искусству, и старались ему во всем угодить. Круг липницких друзей и знакомых должен был заменить Гашеку прежнее богемное общество.На первый взгляд создается впечатление, будто он устранился от политики. Бывший большевистский комиссар следит за событиями в республике со снисходительной усмешкой, с презрительной иронией. Предвыборную борьбу в маленьком провинциальном городке, походившую на дешевый фарс, он комментирует с тонким пониманием всех деталей и умением поставить точный диагноз.Отношение Ярослава Гашека к Чехословакии той поры было сложным. Он не мог отказаться от критики в адрес буржуазной демократии, но опасался, чтобы его высказывания не сочли «государственной изменой». Поэтому любой сколько-нибудь серьезный разговор на политические темы обычно обращал в шутку. По свидетельству судебного советника Швеца, о своем большевистском прошлом Гашек предпочитал не упоминать, а соответствующие намеки пропускал мимо ушей. Просто он не желал привлекать к себе внимания.Это вовсе не значит, что Гашек стыдился своих коммунистических убеждений. Сохранился экземпляр книжки «Трое мужчин и акула» с таким посвящением старосте липницкого «Сокола»: «Брату Штольцу — коммунист Гашек». На самом деле Гашек постоянно находится в курсе политических событий и в своих сатирах высмеивает социальный реформизм и представителей старой австрийской бюрократии в государственном аппарате республики. Он посылает в редакцию коммунистической газеты «Руде право» письмо с перечнем австрийских генералов, засевших в министерстве национальной обороны. Но это лишь слабые отзвуки его прежней политической активности.Лонген рассказывает историю об учителе Мареше. Государственным служащим сократили жалованье. Учитель Мареш, национальный демократ и воспитатель в «Соколе», чувствовал себя обобранным республикой. В приступе радикализма он разорвал национально-демократический партийный билет и объявил, что переходит к коммунистам. «Товарищ Гашек, — патетически обратился он к бывшему большевистскому комиссару, — я вступаю в коммунистическую партию!» Гашек тут же сел и принялся оформлять вступление Мареша. О членстве в партии он говорил как об опасном деле, требующем лишь людей с твердым характером. «Завтра раненько утром отошлю твое заявление прямо в Исполнительный комитет коммунистической партии, в Прагу. Зайди утречком ко мне наверх. В трактире мы не можем толковать о секретных вещах, касающихся только коммунистов».Рано утром протрезвевший Мареш стоял перед комнатой своего поручителя. Канючил под дверью, чтобы тот вернул ему заявление, чтобы не портил ему жизнь, ведь у него семья. Гашек хотел спать и потому постарался от него отделаться: «Не мешай и отправляйся домой. Заявление я уже отослал». Учитель забарабанил в дверь почтовой конторы, находившейся поблизости, но там ни о чем таком не слыхали. Он побежал назад, к Гашеку. Тот ва глазах учителя разорвал заявление в клочки и насмешливо произнес: «Уж не думаешь ли ты, что большевикам нужны такие хамелеоны? Я лишь хотел тебе показать, насколько убог твой радикализм».Маленький мирок трактира Инвальда одухотворен затеями и устными рассказами, в которых оживает фантазия писателя, пробуждается присущая ему стихийная веселость.Наверху, в его каморке, было холодно и неуютно; поэтому он с утра пораньше спускается вниз, в небольшой закуток возле залы. Оттуда то и дело выходит к стойке или заглядывает на кухню, любопытствуя, что варится под крышками кастрюль. Одновременно диктует какую-нибудь юмореску или «Швейка», разговаривает с посетителями пивного бара и советует пани Инвальдовой, как и чем сдобрить подливу.Он был счастлив, когда мог скрасить жизнь шуткой, избавиться от стереотипа будней. Его развлекали общение с людьми, самые заурядные события.Особенно любил он всяких экзотических пришельцев, радостно встречал торговцев вразнос а различных бродяг, с которыми в заброшенный уголок проникал чарующий запах далей. С ними он сходился поразительно легко.Нередко он устраивал праздничные вечеринки, на которых варил свой прославленный матросский грог. Это был напиток такой крепости, что, отведав его, каждому впору хоть Ла-Манш переплыть. Вот рецепт: «1/2 литра воды вскипяти с 2—3 зернами душистого перца, 6—8 зернами черного перца, 10 гвоздичками, щепотью корицы, лимонной корочкой и соком из целого лимона, всыпь 1/2 кг сахару. Когда все сварится, подлей 3 литра белого вина и дай прокипеть. Затем влей литр коньяку и снова вскипяти да внимательно следи, чтобы не сбежало! Поставь на стол по правую руку от себя, сними крышку и зажги поднимающийся пар, затем крышку сразу же снова закрой. Этим торжественный обряд приготовления грога заканчивается. А кто скажет тебе, что неплохо было бы всыпать туда еще и ванили, так дай ему по роже!»К торжественным моментам относились и различные годовщины, дни рождений и именин. Как опытный импровизатор из кабаре, Гашек инстинктивно чувствовал настроение публики, умел использовать мгновения, когда люди открываются друг перед другом, отбрасывают мысли о повседневных делах, забывают о предрассудках, общественных перегородках и целиком отдаются праздничному восприятию жизни. Поэтому он вел подробный список именин всех своих знакомых и посылал им вырезки из старых календарей с подчеркнутой датой, что одновременно означало приглашение в трактир Инвальда.В таких случаях Гашек любил произносить речи, используя свои чуть ли не энциклопедические знания различных дат и фактов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116