Таер мысленно нарисовал короля, выхватив детали, которых не было в истории. Это был стройный молодой человек, как сын Таера Джес, но цвет его волос его был красного золота, присущий аристократам с восточного побережья…
Сэра говорила ему, что некоторые Барды умели создавать для своих слушателей картины, но его клетка оставалась темной, как деготь.
– Но что король любил больше всего, так это учиться, – как и положено, продолжал он. – Он создал библиотеки в каждой деревне, а в столице он собрал столько книг, сколько вряд ли найдете где-нибудь еще хоть в те времена, хоть сейчас. Может быть, вот это и стало причиной того, что с ним произошло.
Таер поймал себя на мысли, что усмехается, вспомнив, как Сэра презрительно засопела носом, когда он первый раз рассказывал ей эту часть истории. Она важно объяснила, что сами книги не являются злом, и то, как люди распоряжаются собранными по крупицам знаниями, не может служить причиной осуждения книг.
– Прошло время, и король постарел и покрылся морщинами, а его сыновья стали сильными и мудрыми. Люди жили спокойно, зная, что после кончины старого короля его старший сын унаследует корону – как наследник. Он был такой же умеренный и мудрый, как его отец.
Он сделал глоток воды, безошибочно нащупав рукой оставленную им глиняную миску. Затем выдержал долгую паузу, придав вес главной части истории.
– Было это или не было, наш король покинул бы этот мир и был предан забвению, как и его имя.
Однажды вечером старший сын слег в постель, жалуясь на головную боль. На следующий день он был слеп и покрыт фурункулами; к вечеру умер. Во дворец проникла чума и ушла, забрав жизнь королевы и всего мужского населения королевской крови.
На последних словах голос Таера задрожал, потому что он услышал так четко, как свое дыхание, голос женщины, скорбно причитающей от горя. Он все-таки сделал это – и он нащупал ту струйку магии, которая произвела сверхъестественный звук.
Сверху скрипнула плашка паркета, и этот скрип раздался гораздо ближе, чем причитания женщины, вернув Таера в темную клетку, где не было ни чумы, ни мертвых женщин и детей.
– Король стал как тень, он одиноко проводил долгие часы в своей огромной библиотеке, но никто не обращал на это внимания, потому что чума распространилась за короткий срок по всей столице, а оттуда по всем городам и деревням. Ужасная уничтожающая болезнь, которая, слегка коснувшись, оставалась до тех пор, пока жертва не умирала через неделю, глухая и слепая ко всему, кроме боли.
Очень осторожно он попробовал подпитать энергией тот воплощенный мыслеобраз, который дал звук плачу женщины. Ему показалось, что он смог ощутить опасный миазм зла, струящегося по полу его пустой камеры. Он резко встал, но, перестав подпитывать историю, ощущение стало угасать. Проверка подтвердила его догадку. Это была всего лишь история, его история.
Он снова собрался с силами и продолжил рассказ:
– Однажды, когда умер его последний внук, король отправился спать каким он был – старым человеком с подорванным здоровьем, а проснулся снова молодым восемнадцатилетним юношей. Сначала это назвали чудом, своеобразным божьим подарком от жуткой болезни, убившей двух из каждых трех заразившихся. Но чума, равнодушная к помолодевшему чудесным образом королю, продолжала распространяться дальше. Она перешагнула через границы, жадно проглотив все королевские дворы во всех королевствах, пока не осталось только одно королевство и один король.
На этом месте Таер запнулся. Магия слов, передаваемых из поколения в поколение, затянула его жестокое осознание бесчисленной череды смертей, которые подпитывали зло, сидящее в короле.
– Он съел их жизни, – вдруг раздался над Таером голос с потолка.
У Таера по спине побежали мурашки, ведь это были именно те слова, которые он собирался произнести сам. Некая странность его слушателя, знающего слова истории из Редерна, была частью странного образа, который приняла эта история.
Мелодичный голос, по которому было трудно определить, мужской или женский, безжалостно продолжал:
– Он съел их всех, чтобы законсервировать свое молодое состояние, – и таким образом он совершенно утратил себя.
Таер ждал, но его гость больше ничего не сказал, и Таер продолжил сам:
– Шли годы, а король продолжал жить гораздо дольше, чем отмерено простому смертному, даже несколько старых советников, которые избежали чумы, один за другим умерли от старости. Когда это произошло, король заменил их на безымянных людей в черных мантиях – вот это, наконец-то, его и выдало. Младшая дочь короля, Лориэль, обнаружила их, пирующих над ребенком в передней своего отца, – рассказывал Таер, рисуя ужас происходящего в своей темной камере. В душе он слышал звук клыков, перемалывающих хрупкие кости ребенка.
И он увидел это.
Женщина, чуть старше, чем он представлял, стояла в открытом дверном проеме. Ее волосы, как у Сэры, были светлыми, хотя оттенок больше был омыт солнечным светом, чем сиянием луны. Перед собой она увидела согнувшиеся две безымянные фигуры в тяжелых парчовых мантиях. Они были так поглощены тем, что было перед ними, что даже не заметили, что их увидели. Между ними лежал мальчик десяти-двенадцати лет. На его неестественно белой коже выступили веснушки. Его плечи судорожно дергались взад и вперед в жалких попытках выжить, в то время как королевские советники съедали его заживо, погрузив головы в его брюшную полость.
Таер был настолько потрясен, что не удержал картину, хотя влажный звук их чавканья сопровождал его голос.
– И она бежала к последнему из советников ее отца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120