Его страшила возможная находка.
Кладовка была забита одеждой и обувью.
Ванная оказалась пуста. Днище ванны все еще было влажным. Из душа над нею капало. Все здесь благоухало молодой женщиной, полной обещаний и способной посулить самые радужные ожидания.
Свистун вернулся в кладовку и перебрал свитера, рубашки и юбки. Дни в Хуливуде теплые, а ночи холодные. У него не было ни малейшего представления о том, насколько велик и разнообразен должен оказаться гардероб такой женщины, как Шила, но уж нижнего белья-то у нее наверняка было полным-полно. Меж тем его нигде не было видно. Дамочки каждый вечер затевают мелкую стирку. Он вспомнил, как, пробираясь в чужую ванную в разгар любовной ночи, он неизменно сталкивался с целыми зарослями развешенного на просушку нейлона.
Но, отправляясь в дорогу, женщины берут с собой все белье. Каждую пару шелковых трусиков, каждый бюстгальтер. Или почти каждый. Меж тем здесь он обнаружил лишь пару плотных рейтуз и двое более чем рискованных трусиков, да и то они вроде бы были забыты в дальнем углу на одной из полок.
Он решил поискать купальники. Найденные им на нижней полке, явно не новые, предназначались наверняка для бассейна. А где же новый, в каком пристало щеголять на пляже?
На туалете россыпью лежала мелочь – центы и пятаки, самое большее четвертаки. Здесь же, впрочем, находилась и парочка новеньких, как из только что распечатанной пачки, купюр. Свистун осмотрел их. Это оказались не настоящие деньги, а сувенирные – с рекламой кинотеатра для взрослых под названием «Бобровая струя». Там, где на настоящей купюре значится «Федеральный резервный банк», здесь стояло: «педеральная и прочая похабщина». В углу купюры в качестве государственной символики красовались женские ножки. Вашингтон ухмылялся и подмигивал. Вместо числа, обозначающего достоинство купюры, значилось: «Бисексуальное назначение». На «зеленой» стороне было скверное изображение кинотеатра в одном углу и столь же скверное – совокупляющейся парочки – в другом. Сверху было напечатано название кинотеатра, а его адрес – улица Эдгара По в Новом Орлеане – внизу.
– Если ты взломщик, то херовый, – сказали за спиной у Свистуна. И тут он понял, что только что, не приняв этого к сведению, услышал шелест босых ног по ковру.
Свистун скомкал сувенирные деньги и сунул их себе за пояс. Обернулся и поглядел на даму, столь непринужденно его окликнувшую.
Она была высокого роста и в плечах пошире иного мужика. В ночной сорочке, так что о накладных плечах речи идти не могло. Тяжелое, хотя и красивой формы, бедро сквозило из разреза сорочки, нога в мягком шлепанце упиралась в ковер так, словно девица решила попозировать для подросткового журнала. Рыжего цвета волосы рассыпались по плечам.
Девица-то девица, но, решил Свистун, было ей ближе к пятидесяти. Держит себя в форме. Диета, гимнастика.
– Миллиона здесь нет, – сказала она.
– Я друг дома.
Свистун сделал шаг вперед, словно вознамерившись пройти мимо нее к выходу.
Она отступила на шаг, и Свистун увидел дамский пистолет, почти полностью утонувший в ее крупном кулаке.
– Ради Бога, – воскликнул он. – Вы, должно быть, шутите!
– Имя, – сказала она.
– Уистлер.
– Да не твое, ублюдок.
– Даму зовут Шила Эндс. Но это не настоящее ее имя.
– Ну, а каково же настоящее?
– Этого я не знаю. Мы с нею подружились совсем недавно.
Она окинула его взглядом, словно прикидывая, пристрелить или нет. Уистлер подумал, что не исключаются обе возможности.
Она положила пистолет в карман сорочки и опустилась на диван.
– Значит, вы меня больше не боитесь? – поинтересовался Свистун. – Что ж я такое сказал или сделал, что вы успокоились?
– Да пошел ты на хер! – Она ухмыльнулась, показав белые зубы – слишком белые для того, чтобы быть настоящими. – Я не боюсь мужчин с двенадцати лет. А в двенадцать так шарахнула родному дяде по яйцам, что он и думать забыл лазить мне под юбку.
– Тогда зачем пистолет?
– Я сказала, что я не боюсь. Но не сказала, что я идиотка. Можешь сесть.
Свистун присел на противоположный край дивана.
– Где вы встретились с Шилой?
– В закусочной. Я недавно доставил ее домой. Позапрошлой ночью.
– Позапрошлой ночью она была с Эмметом Тиллмэном.
– У него случились кое-какие неприятности. Она кивнула с понимающим видом – так, словно слышала об этом ранее.
– Парень из консерваторов. Наркотики он не потребляет, – сказала она.
– Так он мне и сказал.
– Он твой друг?
– Только что познакомились.
Она рассмеялась – резко и отрывисто.
– А что тут смешного? – спросил Свистун.
– Нравится мне, как ты выражаешься. Мужик у тебя знакомый, а женщина – подруга.
– Так я это воспринимаю.
– Я поняла. У тебя на лице написано.
– Что именно?
– Что ты любишь баб. По-настоящему любишь. Может, поэтому я и убрала пушку.
Она изменила позу тяжелого тела на скрипучем диване, подалась к нему, словно повинуясь внезапному порыву, выдвинула вперед колено, за которым маячило массивное бедро.
– Ты договорился с Шилой о встрече?
– Нет. Я забеспокоился, – сказал Свистун. – Я звонил, но никто не брал трубку. Вот я и приехал посмотреть, все ли в порядке.
– Ну, и увидел что-нибудь?
– Увидел, что она уехала из города. Куда-то, где в это время года жарко.
– Ее вызвали звонком в Новый Орлеан.
– А кто вызвал и зачем?
– Какой-то продюсер. Сказал, что у них исполнительница заболела дизентерией. И не может сниматься. Срочно понадобилась замена. Одна из ведущих ролей. Такими возможностями не пренебрегают.
– А как он вышел на Шилу? Позвонил ее агенту?
– Нет, он вспомнил ее; они познакомились на вечеринке полгода назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89