Но тут негр со шрамом во все лицо сказал: «Я дам тебе доллар», а вор ответил: "Мне не нужны твои деньги, я хочу спать там, где сплю… " И тут Уистлер, ощутив внезапный страх, понял, о чем речь. Красноглазый ублюдок хочет поменяться камерами с вором – для того чтобы добраться до самого Уистлера. И он понял, что против этого негра, особенно если ему на помощь придет канадец, ему придется туго. И понял он также, что крик поднимать бессмысленно – никто все равно не придет на помощь. Охранник куда-нибудь запропастится; он же видел, что тот принимает у арестантов мелкие подношения; а на взгляд охранника, Уистлер был заключенным – и, следовательно, такой же скотиной, как и все остальные. Пьяница, а может, и похлестче, которого упекли за решетку – и правильно упекли. И тут Уистлер в порыве внезапного отчаяния осознал, что он один как перст и что до него никому нет ни малейшего дела.
– Все, Монтгомери, считай себя покойником, – сказал негр со шрамом во все лицо, и, не будь Уистлер так испуган и не испытывай он такую благодарность к вору, он непременно расхохотался бы – уж больно комично расчувствовался похотливый шкодник.
– Что-то ты побелел как полотно, – такими словами отвлек Свистуна от воспоминаний Канаан.
– Да, чуть было в обморок не грохнулся.
Они дошли до последней камеры. Карл Корвалис лежал на боку, поджав ноги к животу и обхватив руками колени.
– Карл, – тихо окликнул его Канаан. Корвалис перекатился на спину, разжал руки, выбросил их вперед и вверх, уставился на них, принялся вертеть их так и сяк, как нечто, не имеющее к нему ни малейшего отношения.
– Сколько времени прошло? – спросил он. Голос был тихим и спокойным, чуть ли не бесцветным.
– Мы тут не задержимся.
Корвалис сцепил руки на затылке и сел, как культурист, выполняющий силовое упражнение.
– Сколько я спал?
Это был широкоплечий мужчина со склонностью к полноте. В руках и шее чувствовалась какая-то уязвимость, чуть ли не девическая. Кожа напомнила Свистуну подбрюшье только что заколотого молодого бычка. Странной формы – неправильные овалы – были у Корвалиса глаза. Зрачки, большие после сна, съедали большую часть радужной оболочки.
– Почему мне нельзя обзавестись часами?
– Потому что ты можешь выдавить стекло и вскрыть себе вены. Или проглотить их – и задохнуться.
– Я и вены могу прокусить. – Он ухмыльнулся. – Хуй проглотить могу.
Канаан, переглянувшись с Уистлером, отступил на шаг, словно передав инициативу допроса Свистуну. Корвалис резко посмотрел сперва на одного, потом на другого, мысленно сравнил их. Свистун передал ему сигареты и шоколад.
– Что это значит?
– Есть пара вопросов.
– Что вы хотите этим сказать? «Есть пара вопросов»! На допросы меня водят в другую комнату. Угощают кофе, дают поесть, прежде чем начать. Каждый раз так делают. А вы что, не желаете, что ли?
– Тебе нельзя столько есть. Ты же не хочешь растолстеть, – сказал Свистун.
Корвалис внимательно посмотрел на Свистуна.
– А ты не из легавых.
– С чего ты взял, что я не из легавых?
Корвалис покачал головой и понимающе улыбнулся. Ему нравилась собственная смекалка, нравилось, что ему присущ легкий налет таинственности. Он перевел взгляд на Канаана.
– А вот ты легавый.
– Сколько трупов ты решил переложить на брата и сообщников, – просил Свистун, – а сколько решил оставить за собою?
– Кто ты такой? Отец какой-нибудь там… Уистлер покачал головой.
– Брат? Муж? Может, любовник?
– Никого, имеющего личные мотивы ненавидеть тебя, сюда бы и близко не подпустили, – сказал Свистун.
– А вот я бы подпустил, – заметил Канаан. – Я бы с удовольствием оставил тебя в обществе эдак полдюжины близких родственников твоих жертв. И посмотрел бы, как они умеют управляться голыми руками и, понятно, зубами.
Корвалис мрачно уставился на Канаана.
– Вы мне не нравитесь.
– Это комплимент.
– А что я могу сделать для вас? – обратился Корвалис к Свистуну, намеренно выводя Канаана за рамки разговора.
– Тебе посулили сделку?
– Вроде того. Уже признали ограниченную вменяемость в четырех случаях.
– Все – твоих рук дело?
– Да кому какая разница!
– Разницы действительно никакой.
– Меня отправили в психушку и просверлили мне в голове четыре дырки. Я псих. Мне нужна психиатрическая помощь. Я не несу юридической ответственности.
– Ты и сам в это не веришь. Корвалис улыбнулся.
– Мне только интересно…
Свистун сознательно не договорил до конца.
– Что вам интересно?
– Вы всех женщин ненавидите или только проституток?
– Почитайте Библию. Эта книга учит, как нужно относиться к женщинам. Женщина и шлюха это одно и то же.
– Независимо от цвета кожи?
– Независимо от цвета кожи, возраста, роста и внешних прелестей. На них на всех одна печать.
– Что за печать? В форме цветка? Может быть, в форме бабочки?
Корвалис улыбнулся. Он не мог понять, что происходит. Не мог понять, куда клонит посетитель.
– Нет, не цветок. И не бабочка. Какую только чушь вы несете! Печать, лежащая на них, это печать Ваала, первого повелителя ада, владенья которого простираются на востоке и который предводительствует тридцатью шестью легионами. У него три головы – одна как у жабы, другая как у человека, а третья – как у кошки. – Корвалис усмехнулся. – И никаких бабочек.
– Это ты разобрался с вьетнамкой?
– А какой ответ вам бы понравился?
– Правдивый.
– Это что, для вас очень важно?
– В каком-то смысле, важно. Ты заплатил кому-нибудь, чтобы ее голову забрали из морга?
Корвалис пристально посмотрел на Уистлера. Принялся раскачиваться на матрасе, собираясь подобраться поближе к решетке.
– О Квальбпага!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89