Доктор Шелли ни за что не упустил бы из виду такой диковины.
– И в морге на нее никаких документов нет, сказал Свистун.
– Ну, сами посудите, – Бу урезонивающе посмотрел на Уистлера, – как бы мы могли забрать тело без документов? И мы не забирали никакого тела без головы с угла Голливудского и Виноградной прошлой ночью.
– Да и вообще никогда, – добавил Хозе, тихо улыбнувшись, словно ему пришло в голову, будто подобное уточнение поможет Свистуну успокоиться.
– А что, если его забрала полиция? – Ну, тогда другое дело.
Бу произнес это так, словно мысль о вмешательстве полиции изумила или даже обидела его. Он раскрыл веером карточную сдачу и радостно ухмыльнулся. С такой картой не проиграешь.

Глава тринадцатая

Есть старинная поговорка, согласно которой, если все на свете одновременно закроют глаза, то мир прекратит свое существование. Было три часа утра – и мир от исчезновения спасали лишь трое мужчин, которых мучила бессонница, – Боско, Канаан и Уистлер.
Они сидели в нише у окна, их лица отливали синевой в слабом флюоресцентном свете витрины.
– Билли Дурбан умер, – сказал Боско.
– Господи Иисусе, – воскликнул Канаан.
– С чего это ты? – удивился Свистун.
– С чего это я что?
– Помянул Иисуса. Ты же еврей.
– Да. Я еврей. А Иисуса я помянул, чтобы подчеркнуть, как мне жаль Билли Дурбана.
– А какого он был роста? – спросил Боско. Канаан поднял руку и подержал ее на уровне чуть выше столика.
– Четыре фута шесть дюймов. Или семь дюймов.
– Бедный уебыш, – сказал Свистун.
– Да уж. А хрен у него был как у осла с берегов Миссури. Джимми Шлеттер…
– Кинопродюсер?
– Он самый. Работал когда-то на «МГМ». Ну вот, Шлеттер нанял Билли Дурбана, чтобы тот прислуживал за столом на вечеринке по случаю дня рождения его подружки Мэри Виллиболд…
Свистун улыбнулся.
– Я помню Мэри Виллиболд. Красотка была, каких поискать.
– И бездарь, каких свет не видывал, – сказал Боско.
– Зато, черт побери, красотка.
– Сердце так и замирало, – согласился Канаан.
– Ну, и что с вечеринкой? – спросил Боско.
– Мэри Виллиболд обожала такие большие польские сардельки, ясно? Ей предлагали на выбор кальмаров, филе миньон, фазанов и сардельки – и она каждый раз предпочитала сардельки. У нее в контракте значилось, что она не имеет права есть их чаще одного или двух раз в год, потому что продюсеры опасались, что ее разнесет. Но тут был ее день рождения, и Шлеттер распорядился подать блюдо этих огромных сарделек, да еще с тушеной капустой. И кому-то пришла в голову забавная мысль. В блюде проделали дыру, и Билли Дурбан вставил в эту дыру свой член. Рядом с другими сардельками. А потом подошел к Мэри и предложил ей выбрать самую аппетитную. Мэри, разумеется, была не курсе дела, да и особенного внимания всему этому не придала. Окинула взглядом все блюдо и воткнула вилку прямо в член Билли Дурбану.
Они посмеялись, однако не так жизнерадостно, как им бы самим того хотелось. Унылую тишину кофейни перебить как следует этим смехом не удалось.
– Господи, ему же, наверное, было больно, – заметил Боско.
– Билли Дурбан заорал так, что этот крик услышали даже в Санта-Монике.
– Ну и что, Билли Дурбан взыскал ущерб с Джимми Шлеттера?
– Нет, тот откупился добровольно. Именно на эти деньги Билли и приобрел газетный киоск на углу Свицера и Сансета. Но это еще не все.
Боско и Уистлер с нетерпением ждали окончания истории.
– Мэри Виллиболд была настолько шокирована своей ненарочной жестокостью, что отправила Билли Дурбана к своему личному врачу, а потом сама решила проверить результаты лечения. Именно так обворожительная красотка Мэри Виллиболд стала на два года с лишним возлюбленной Билли Дурбана, который был мало того что карликом, но и страшным уродом. Тогда еще говорили, что ей понравилась сарделька, от которой невозможно растолстеть. По крайней мере, любители скабрезных историй именно так и выражались. Были, правда, и другие: они утверждали, что Билли Дурбан был сущим ангелом, да и голос у него был ангельским. После долгой паузы Свистун поинтересовался:
– А что сталось с Мэри Виллиболд?
– Ну, знаешь, как оно бывает. Вкусы публики переменились. Работа на главных студиях замерла. Новых предложений у нее не было. Публика забыла ее. А она, подобно всем нам, состарилась.
Свистун и Боско уставились на Канаана, подобно парочке детишек, ожидающих, что у сказки непременно окажется счастливый конец.
– Она вернулась на родину. В Северную Каролину, если не ошибаюсь. Последнее, что я о ней слышал, она работает продавщицей в магазине «Все за пятерку» и живет на жалованье.
– Но она должна была передать свои капиталы в управление профессионалам, – заметил Боско, как всегда, настроенный на практический лад.
– Именно так, – ответил Канаан. – Профессионалы-то ее и разорили.
– Так с актерами чаще всего и бывает, – сказал Свистун.
– Особенно с юными. Отцы и матери отправляют их на заработки, а сами вовсю тратят не ими заработанное, – добавил Боско.
– Теперь это уже в прошлом, – сказал Свистун. – За этим следят суды.
– Ну да, конечно же, – с неожиданной резкостью вмешался Канаан. – Но суды следят только за расходованием денег. И не обращают внимания на то, что детей эксплуатируют на съемках кое-чего похуже, чем просто кинокартины. Вы даже представить себе не можете, как кое-кто обращается с детьми! На юге штата жил протестантский священник, у которого была ферма, и на этой ферме он устраивал домашние оргии с мальчиками, чаще всего убежавшими из дому, и снимал эти оргии на пленку и рассылал заказчикам по всей стране. Два извращенца в Новом Орлеане создали отряд бойскаутов с тем, чтобы у них имелся постоянный приток свежих мальчиков, и пересылали мальчишек друзьям в другие концы страны, менялись друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89