– Заткнись, Босх, – огрызнулся Белк, взглянув на часы. – Через десять минут начинаем, и я хочу подготовиться. Я все еще работаю над своим выступлением. Думаю, я окажусь даже лаконичнее, чем того требовал Кейс.
Еще раньше судья постановил, что заключительные выступления должны быть короткими – не более тридцати минут для каждой из сторон. Сначала с двадцатиминутным заявлением должен выступить представитель истца, то есть Чэндлер, затем полчаса отводилось защите ответчика – Белку, – после чего адвокат истца могла говорить еще десять минут. Таким образом Чэндлер предоставлялось первое и последнее слово – еще один признак, по мнению Босха, что система подтасовывала карты против него.
Посмотрев на стол истца, Босх увидел, что за ним сидит только Дебора Черч, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Две ее дочери сидели в первом ряду зала прямо позади нее. Чэндлер не было, но на столе лежал ее желтый блокнот и несколько папок – ясно, что она болталась где-то неподалеку.
– Работай над своей речью, – сказал он Белку. – Оставляю тебя в покое.
– Не задерживайся. Не опаздывай опять, пожалуйста.

* * *

Как Босх и надеялся, Чэндлер курила на улице, возле статуи. Не сказав Босху ни слова, она одарила его ледяным взглядом и отошла подальше от пепельницы, чтобы не разговаривать с ним. На ней был синий костюм – видимо, она считала, что он приносит ей удачу. Прядь светлых волос снова была выпущена и свисала на шею.
– Репетируете? – спросил Босх.
– Я не нуждаюсь в репетициях. Это несложная роль.
– Полагаю.
– Что это значит?
– Не знаю. Полагаю, во время заключительного выступления вы будете более свободны – никаких ограничений, накладываемых законом. Почти никаких ограничений относительно того, что вам можно говорить, а что – нет. Думаю, вы почувствуете себя в родной стихии.
– Вы весьма проницательны, – только и сказала Чэндлер. Непонятно было, знала ли она, что ее сговор с Эдгаром раскрыт. А ведь обдумывая про себя, что он ей скажет, Босх именно на то и рассчитывал. Проснувшись после недолгого сна, он посмотрел на события предыдущего вечера трезвым взглядом, оценил их на свежую голову и обнаружил, что накануне он кое-что упустил. Теперь Босх сам играл с нею. Первая его подача была мягкой. Следующая должна быть жестче.
– Когда закончится процесс, – сказал он, – я хотел бы получить записку.
– Какую записку?
– Ту самую, что вам прислал последователь.
На какое-то мгновение Чэндлер была ошеломлена, но затем на ее лице снова появилась равнодушная мина, с которой она обычно смотрела на Босха. Однако это произошло недостаточно быстро, и Босх успел заметить в ее глазах испуг. Она почувствовала опасность. Босх понял, что прищучил ее.
– Это вещественное доказательство.
– Не понимаю, о чем вы говорите, детектив Босх. Мне нужно возвращаться.
Она затушила наполовину выкуренную сигарету со следами губной помады на фильтре и сделала два шага по направлению к двери.
– Я знаю про Эдгара. Я видел вас вчера вечером.
Эти слова остановили ее. Обернувшись, она посмотрела на Босха.
– «Повешенный присяжный». «Кровавая Мэри» в баре.
Помедлив с ответом, она сказала:
– Что бы он вам ни наговорил, уверена, он пытался выставить себя в лучшем свете. Я буду особенно осторожна, если вы намерены предать это огласке.
– Я не намерен что-либо предавать огласке… если только вы согласитесь отдать мне записку. Скрытие связанных с преступлением улик – само по себе преступление. Впрочем, вам ли этого не знать.
– Что бы вам ни говорил Эдгар по поводу записки, все это ложь. Я ему ничего не расска…
– Он ничего мне не говорил о записке. В этом не было нужды. Я сам все вычислил. Вы позвонили ему в понедельник после того, как был обнаружен труп, поскольку уже знали об этом, как и о том, что находка связана с Кукольником. Сначала я ничего не мог понять, а потом все встало на свои места: Мы получили записку, но это оставалось тайной только до следующего дня. Единственным человеком, пронюхавшим о том, был Бреммер, однако в его статье говорилось, что он пытался получить от вас комментарии, но вы оказались вне досягаемости. Потому что в этот момент встречались с Эдгаром. По его словам, вы позвонили после полудня и стали задавать вопросы относительно трупа. Вы спросили, получили ли мы записку. Потому что такую же записку получили вы, адвокат. И я должен ее видеть. Если она отличается от той, что подбросили в управление, это нам очень помогло бы.
Она посмотрела на часы и торопливо закурила еще одну сигарету.
– Я ведь могу и ордер получить, – сказал он.
Она деланно засмеялась.
– Хотела бы я поглядеть, как вы получите ордер. Хотела бы увидеть хоть одного судью в этом городе, который выдал бы полицейскому управлению ордер на обыск в моем доме при том, что газеты каждый день пишут о процессе. Судьи – это политические животные, детектив Босх. Ни один из них не подпишет ордер, который впоследствии может обратным концом шарахнуть его по башке.
– Откровенно говоря, я имел в виду обыск вашей конторы. Спасибо, что подсказали, где вы храните записку.
Испуг снова мелькнул в глазах Чэндлер. Она поскользнулась, и последние слова Босха потрясли ее больше, чем все сказанное им прежде. Она потушила сигарету, успев затянуться не более двух раз. Томми Фарэуэй будет счастлив, когда в очередной раз окажется возле пепельницы.
– Через минуту начинаются слушания, детектив Босх. Ни о какой записке мне ничего не известно. Вам ясно? Ничего! Нет никакой записки. Если вы попытаетесь устроить мне по этому поводу какие-нибудь неприятности, я вам обеспечу еще большие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138