Упал, и его тут же засосало… А все продолжали набирать ведра,
тазы, и я тоже. До сих пор все внутри трясется! Не могу… Как жить? Люсю жалко.
Детство называется.
Мы съели патоку. Это было такое лакомство в ту страшную зиму 1942 года!
После этой грабиловки моя мама подпоясывала пальто папиным ремешком. Вс
е пуговицы на пальто были вырваны «с мясом». Пуговиц не было, ниток не было
, иголок не было… Так ходили многие женщины.

В 1975 году я снималась в фильме «Двадцать дней без войны», играла Нину Никол
аевну. Шубка у меня была подпоясана таким же ремешком, какой был у мамы. Кт
о-то из съемочной группы заметил: «Братцы! Потрясающе! Смотрите Ч на фото
графиях тех лет женщины вот именно с такими ремешками. Это прелестно! Это
очень женственно. Подумать только Ч война, а мода свое берет!»
Я хотела рассказать тогда, откуда появилась эта «мода», но для того, чтобы
при этом быть убедительной, мне нужно было бы целиком уйти в атмосферу мо
его детства… При одной мысли об этом времени мне стало холодно, одиноко и
страшно.
За окном солнце. Я актриса. Снимаюсь. В журналах печатают мои фотографии и
статьи обо мне. Все прекрасно! Но глубоко в душе есть холодный тайник. И я б
оюсь его открыть. Я его открою. Только не сейчас. В самой трудной и обнажен
ной сцене он мне понадобится.
Потому я и сказала тогда: «Друзья мои, женщина всегда остается женщиной! В
о все времена. Кстати, сейчас в последнем французском журнале дорогие шу
бейки подпоясаны кожаными кушаками. А? Намотаем на ус… Ах-ах-ах…».
Играя роль Нины Николаевны, я напряженно жила жизнью моей молодой мамы. К
ак она была беззащитна! Как она была беспомощна! Как жаждала любви, моя мам
а!

КАЗНИ

На каждом доме немцы вывешивали приказы-объявления. В них говорилось, чт
о в такое-то время всем здоровым и больным, с детьми, независимо от возрас
та, собраться там-то. За невыполнение приказа Ч расстрел.
Главным местом всех событий в городе был наш Благовещенский базар. Здесь
немцы вешали, здесь устраивали «показательные» казни, расстрелы.
Жители города сотнями шли со всех концов на базар. Образовывался плотный
круг. Впереди Ч обязательно дети, чтоб маленьким все было видно. Внутри к
руга Ч деревянная виселица со спущенными веревками. На земле несколько
простых домашних скамеек или деревянных ящиков. Дети должны были видеть
и запоминать с детства, что воровать нельзя, что поджогом заниматься нел
ьзя. А если ты помогаешь партизанам, то смотри, что за это тебе будет…
Из темных машин выводили в нижнем белье мужчин с дощечками на груди: «Вор
», «Поджигатель», «Партизан».
Тех, кто «Вор» и «Поджигатель», подводили к виселице, вталкивали на скаме
йку и, не дав опомниться, выбивали скамейку из-под ног.
Операция «Партизан» была самая длинная, изуверская и… «торжественная».
Самого слова «партизан» немцы боялись патологически. Мужчин в городе бы
ло очень мало. Но и те немногие прятались по домам. Выходили только ночью.
Носили в дом воду. Выполняли тяжелые работы для семьи. К январю-февралю 1942
года в каждом мужчине немцам чудился партизан. К казни «партизан» немцы
готовились, тщательно режиссировали это «зрелище».
Опять же из машин очень медленно выводили нескольких человек в нижнем бе
лье со связанными руками. Они стояли на трескучем морозе так долго, что эт
о казалось вечностью…
Сначала длинный приговор читали по-немецки. Потом так же длинно перевод
чик читал этот приговор по-русски с украинскими словами вперемежку. Пар
вырывался у него изо рта, замерзал и превращался в сосульки. Они висели на
бровях, на усах, на носу. Клубы пара поднимались над толпой и застывали. А л
юди в нижнем белье и босиком стояли и стояли…
И один раз приговоренный к казни через повешение не выдержал и крикнул: «
Давай, сука! Чего тянешь?»
Толпа загудела. Защелкали автоматы. И вдруг над толпой раздался высокий
голос: «Сыночки ж мои роднэньки! Быйтэ их, гадив! Мий сыночок на хронти…»
Она еще что-то кричала, но ее уже отталкивали в сторону. Раздалась автомат
ная очередь. Все смолкло. Стояла тишина…
Как только казнь была совершена, немцы быстро, прикладами в спину, разгон
яли людей. Они боялись всяких бунтов, выступлений масс.
Я не могла смотреть, как выбивают скамейку, и человек беспомощно бьется…
Первый раз я еще ничего не знала. Я не знала, что такое «казнь через повеше
ние». И смотрела на все с интересом. Тогда мне стало нехорошо. Что-то снизу
поднялось к горлу, поплыло перед глазами. Чуть не упала. Потом я уже все зн
ала… Я боялась повторения того состояния. Я уткнулась лицом в мамин живо
т, но вдруг почувствовала, как что-то холодное и острое впивается мне в по
дбородок. Резким движением мое лицо было развернуто к виселице. Смотри! З
апоминай Эти красивые гибкие плетки, похожие на театральный стек, мне ча
сто потом приходилось видеть. Их носили офицеры.
Тогда мне было шесть лет. Я все впитывала и ничего не забыла. Я даже разучи
лась плакать. На это не было сил. Тогда я росла и взрослела не по дням, а по ч
асам.

СКАЗЕНКИ

Посередине комнаты стояла железная печка. Мы сожгли всю деревянную мебе
ль. Мама завидовала тем, у кого была деревянная кровать. А наша железная Ч
не горит. Тепла от печки хватало ненадолго… И опять холод, холод… Из окон
дуло. Из щелей балкона дуло. С внутренней стороны окна были сантиметров н
а десять покрыты льдом. На ночь мы затыкали щели полотенцем или тряпкой, и
на утро их уже было не оторвать. Вода в ведре покрывалась за ночь коркой ль
да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33