Ч Жалостливую!
Ч Для дочурки ув обязательном пырядки! Ч И начиналось…
Папа знал три сказки, но они всегда были новыми. Он их называл «Вогниво», «
Медуза горгона». Много позже эти сказки Ч «Огниво» и «О Медузе горгоне и
храбром Персее» Ч я прочла. Они мне показались серыми и скучными по срав
нению с цветной, яркой папиной интерпретацией.
А третий сюжет был самый волнующий. «Вольный». Тут что хотел, то и говорил.
Заворачивал в любую сторону. Сюжет про бедную девочку, которую выгнали и
з дома. При помощи волшебных сил она скоро становилась большой, богатой и
красивой. И вот пришло время выбирать себе жениха. Этого момента я ждала, а
ж дух замирал. По-папиному все женихи должны были выстроиться в длинный р
яд и ждать, кому же принцесса-красавица отдаст предпочтение.
Ч Ходить она ат аднаго да другога… И никого не хочить обидеть… И етый пар
ень краси-ивый, здаро-овый, но идеть она дальший. И враз остановилася. Глаз
а в землю опускаить и гаварить: «А ета мой муж!» И одеваить ему на палец кол
ьцо! Усе у драгоценных каменнях. И выбрала она, дочурочка, высокага, черняв
ага, маладога орла! Глаза блестять як у цыгана, нос горбом, зубы, як мел, вусы
, як у Буденнага… А он ей и отвечаить: «Спасибо тибе, барышня, буду служить т
ибе верую и правдую!»
И я себя представляла той бедной девочкой, которая становится принцессо
й, и втайне грезила, какой же он будет, этот высокий, чернявый… Это папа с де
тства нарисовал мне идеальный портрет героя. Бедный папа. Он и не предста
влял тогда, сколько ошибок и разочарований предстояло мне испытать впос
ледствии. Сначала в поисках этого «высокага, чернявага», а потом уж и посл
е встречи с ним…
Папа делал все, чтобы я его любила больше, чем маму.
Ч Эх, дочурочка, було ета у тридцать шестом гаду. Мы з мамою у санатории ра
ботали, под Чугуевом. Да-а, иду я вокурат з работы… Вечереить. Смотрю, ах, ты
ж мамыньки мои родныи! Стоить моя дочурка кала заборчика, як сиротка, одна
… качаится. Тибе ще тока десять месяцев було. А ета твоя мать усе твои гряз
ныи пеленки у мешок поклала, пувесила мешок тибе на плечо, а ты ще ходить н
е вмела… Она тибя и прихилила до заборчика… «Уходи, куда хочешь! Надоело м
не тибя кормить и твои пеленки стирать. Уходи у лес з глаз долов!» А папуси
к твой тут як тут! Увидев свою дочурочку, узяв на руки и горька заплакав, шт
о мою клюкувку, мою богиньку так мать родная обижаить… Чуть ребенка з дом
у не выгнула…
Мы с папой принимались плакать вместе. По-моему, ему даже нравилось наблю
дать за тем, как я плачу…
Входила с ужином мама. Тут же понимала, про что шла речь. А я, прижавшись к св
оему защитнику, холодно смотрела на нее. Я представляла, как она меня, таку
ю маленькую и беззащитную, прогоняла в лес…
Ч Марк, ну что ты болтаешь? Ведь это была шутка! Ты ведь сам предложил: «Дав
ай, Лель, ты выгоняй, а я буду спасать»… Забыл? А теперь ребенка настраивае
шь против меня. Обязательно тебе нужно быть лучше всех. Черт-те что!..
С папой надо было уметь подбирать слова. Но в тех случаях, когда его открыт
о разоблачали, он смеялся добродушно и тут же переводил разговор на друг
ую тему.
Ч Эх ты, галава! Глянь, як дочурка реагируить… Я плачу, она враз плачить, аж
борода (подбородок) трусится… Ну вокурат, як в меня. Я смеюся, и моя дочуроч
ка тут тибе влыбается. Не, Лель, актрисую будить! Ето як закон.
Ч Ну зачем ты это так безапелляционно утверждаешь, Марк? Надо быть реаль
ным. Люся девочка неглупая, но она некрасивая. Подумаешь, плачет и смеется
! Кто этого не умеет? Хи-хи-хи…
Тут моя неприязнь к маме вырастала с невероятной силой.
Ч Втикай, пока не схватила… А то щас встану… Ч И папа чуть приподнимался
на локтях…
Маму тут же как ветром сдувало.
Ч То-та! Во с кем, дочурочка, я живу! Чистая яга! Сама ничегинька не вмеить…
Иголку и ту в руках держать не вмеить… Я ей профессию у руки дав, на дорогу
жизни вывив… У-ух, якой неблагодарный человек… Во невлюддя, чистая атбай
ла…
Я узнала от папы происхождение слова «отбайло». Оказывается, в шахте так
называли отбитую породу, которая за ненужностью выбрасывается.
Ч Не плачь, моя ластушка! Ч говорил он мне и посылал маме далеко, на комму
нальную кухню: Ч Моя дочурочка ще погремить. Тада увидишь! Успомнишь, что
гаварив Марк. Дай мне господь бог дожить до етага! Тока штоб фамилию не изм
енила, штоб усе знали: ето дочурка Марка Гавриловича Гурченко…

Мы лежали с мамой. Есть совсем не хотелось… Почему папа должен «дожить»? О
н будет жить всегда. Почему я должна сменить фамилию? У меня всегда будет п
апина фамилия. Я так близко слышала папин голос…
Интересно, о чем сейчас думала мама?

ПРОРУБЬ

Мамины скупые рассказы об оккупации глубоко врезались в мою память. Стал
и как будто моими собственными. И теперь, рассказывая, я вдруг ловлю себя н
а том, что воспроизвожу точную мамину интонацию: «Ох, знаете, в зиму 1942 года
самым страшным было утро. Ночью спишь. А утром надо начинать жить. А как жи
ть? Что есть? Чем топить? Что пить? Колонки в городе замерзли. Водопровод ра
зрушен. Воду брали прямо из проруби в нашей речке Лопани. Ужас…»
Сейчас, когда я как бы заново проживаю те дни… Да, действительно, ужас. А то
гда это была моя естественная жизнь. Довоенная Ч короткая и радостная
Ч кончилась. И началась другая. К ней я скоро привыкла. Я и не думала, какая
у меня жизнь Ч хорошая или плохая. Я знала и исполняла свои обязанности. М
оя главная обязанность была Ч принести воды. А мама доставала топливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33