—Чем это вы здесь занимаетесь? — удивленно спросил старый архивариус.
Крегга сразу узнала его по голосу.
—А, брат Хобен. Собрался наполнить фонари маслом?
Хобен взял с тележки кувшин с душистым, пахнущим сиренью осветительным маслом и принялся за работу.
—Да, это всегда было делом архивариуса. Распространять свет знаний и учения, освещать умы — и освещать помещения, когда это необходимо. Каждый шестой день у меня большой обход. Меняю свечи, снимаю огарки, подгоняю фитили в лампах. Доливаю масло. А что случилось? Крегга подвела Хобена к левой колонне и провела лапой по щели между камнями.
—Не было ли в этой щели какого-нибудь листка бумаги, топкой деревянной дощечки или еще чего-то плоского?
—Действительно, здесь была тонкая черепичная пластинка. Этак восемь… даже девять сезонов назад… нет, даже раньше… вот еще, помню…
—Брат, не столь важно, как давно это было. Эта пластинка… она сохранилась?
—Гм. Неужели я похож на существо, которое ни с того ни с сего выбрасывает ценные вещи? Мой священный долг как архивариуса и летописца — сохранять все предметы, на которых имеются какие-либо надписи.
—Надписи!
—Хурр, а можно ее увидеть, сэр?
—Конечно. — И на физиономии брата Хобена даже появилась улыбка. — Прошу вас, следуйте за мной.
Они и последовали. Очень несолидно за ними следовала Мгера. Она подпрыгивала от нетерпения, забегала вперед и приговаривала:
—Надпись! Брат Хобен, там есть надпись, на этой пластинке, так вы сказали?
Гундил схватил ее за лапу и притормозил.
—Хурр-хурр, чересчурр, чересчурр… Упадешь, нос разобьешь, госпожа настоятельница.
Старик Хорг вышел на крыльцо сторожки, чтобы вдохнуть свежего воздуха, погреться лучами вечернего сеянца.
—Снова вы? — удивился он, завидев Мгеру и Гундила. — Два визита в один день! Большая честь для старого привратника.
Хобен кивнул привратнику и объяснил:
—Надо порыться в архивах, поискать старые записи.
—Ищите осторожнее, — предупредил Хорг. — Мама Мгеры прикорнула в моем старом кресле. Она заслужила отдых.
Из подушки кресла около самого рта Филорн высунулось перышко и колебалось от дыхания спящей.
—Хурр, твоя мама работает, как никто другой, — прошептал Мгере Гундил. — А готовит даже лучше, чем брат Бобб. Только ты не проговорись, что я такое сказал.
Стоя возле дверей, Крегга, Гундил и Мгера ожидали, пока брат Хобен найдет нужную им запись.
—Так, Осень Плакучей Ивы… Нет, раньше…— бормотал брат Хобен. — Лето Звенящего Жаворонка… Весна Легких Ласточек… А, вот, наконец. Зима Скрипящего Снега. — Архивариус сиял толстый манускрипт с полки, и они вышли из сторожки.
Хобен нашел между страницами и вынул из пыльного тома продолговатую пластинку и протянул ее Мгере. Надпись была выполнена четкими буквами, аккуратным почерком аббатисы Песенки, легко читалась. Мгера прочла вслух, «с выражением»:
Мой первый — крайний в барсуке,
Второй — зароет третьим крот,
Мой третий — первый в молоке,
Живет четвертый у Ворот,
Мой пятый — с краю головы,
Шестой мой — в голове совы.
С ним все четыре стороны
Пребудут для тебя видны.
Гундил слушал, лежа на спине и обхватив голову обеими передними лапами.
—Ху-урр… Бедный, бедный крошка крот, ничего он не поймет. Такого послушаешь и забудешь, как тебя зовут, хурр.
Мгера улыбнулась ему:
—Подожди, тут еще есть. Слушай дальше.
Меня сыскать немудрено -
Я в утюге живу давно.
Из четырех возможных я -
Самая короткая.
Крегга прилегла рядом с Гундилом и тоже обхватила голову лапами.
—У меня тоже мозгов не хватает, — пожаловалась она.
Мгера возмущенно хлопнула хвостом:
—Вот, второй раз вы меня перебиваете. Здесь еще две отдельные строчки. Сидите, пожалуйста, спокойно и слушайте.
Гундил быстро сел, сложил лапы и уставился на Мгеру.
—Хурр, Крегга-мэм, шутки в сторону, мать-аббатиса рассердится и пошлет нас на кухню кастрюли мыть.
Барсучиха тоже села и кротко сложила лапы.
—Извините, мать-настоятельница. Мы слушаем внимательно.
Мгера улыбнулась:
—Кончайте шутить и слушайте. Последние две строчки.
Я тень, или почти что тень,
Меж камнем и водой стою весь день.
Брат Хобен задумчиво пригладил упрямые усы.
—Что это все значит? — спросил он удивленно.
Из сторожки вышла проснувшаяся Филорн. Она остановилась возле читающих и напомнила:
—Время ужина подходит. Надеюсь, вы не собираетесь сидеть здесь всю ночь?
Вышел и старик Хорг, и все направились к главному зданию.
—Мятные пирожки с картошкой и зеленым луком. М-м-м. Пальчики оближешь!
—А что на десерт, мама?
—Не удивлюсь, если брат Бобб и Брогл сделали бисквит со сливками. Собирались, во всяком случае.
—С миндальными хлопьями и луговым нектаром?
—Хурр, а суп будет, мэм?
—Ты что, забыл, Гундил? Ты же сам резал для него сельдерей и морковку вместе с Мгерой.
—Хурр-хурр, забыл запомнить. Запамятовал.
—Крегга, пошли побыстрее. Если Бурак уже там, нам ничего не останется.
—Ты прав, Хорг. Давайте бегом!
Они появились в Пещерном зале запыхавшиеся и все еще смеясь. Бурак, уже сидящий за столом рядом со своим другом Дроггом, поднял бровь:
—Разве можно смеяться за столом? Еда — нечто серьезное и священное, во. Я только один раз в жизни за столом смеялся. Под моей престарелой толстой тетушкой стул сломался, она треснулась об стол башкой и преставилась. И мне досталась ее порция. Ха-ха-ха-ха… Извините.
Все немного удивились, когда Крегга села не в свое законное большое кресло за главным столом, а рядом с молодежью: Гундилом, Эгбертом, Флоберт. Уже давно не детишки, они еще не числились взрослыми. Она пригласила сесть туда же брата Хобена и Мгеру, которая уже считалась «настоящей» молодой взрослой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83