Человек тут же вскочил и метнулся вдоль домов.
Преследовать его было бесполезно. Постояв на краю тротуара, Молиссон набил трубку, вернулся в гостиницу и объявил:
— Пообедаю позже.
— А мистер Браун?
— Сегодня он, наверно, обедать не будет.
В конце вокзального перрона, над плохо освещенным служебным помещением, была вывеска «Комиссариат полиции». Инспектор встретился там со своим французским коллегой. Выслушав Молиссона и кое-что записав, тот сразу оповестил по телефону полицейские участки и жандармские отделения округи.
— Говорите, он без денег?
— Во всяком случае, без французских. Я справлялся у служащих отеля. Ему даже папиросы покупал рассыльный, а я знаю, что это значит.
— Тогда мы возьмем его завтра еще до полудня.

Чтобы вернуться домой, Малуэну надо было пересечь центр города. Переходя от одной освещенной витрины к другой, он оказался на улице Сент-Ион, миновал лавку торговца трубками, но тут же вернулся и недолго думая вошел в нее.
— Мне нужна пенковая трубка с янтарным мундштуком.
— Янтарь настоящий?
Он купил трубку за двести пятьдесят франков — точно такую они подарили в складчину помощнику начальника вокзала по случаю награждения орденом к тридцатипятилетнему юбилею службы. Тут же у прилавка Малуэн набил ее табаком и закурил.
Все-таки маленькое удовлетворение!.. Тихонько покуривая, он прошел шагов двадцать, и тут его взгляд остановился на мясной, где служила дочь. В других лавках было еще полно народа, а здесь уже опустили жалюзи, мясо убрали в холодильник.
В лавке не было никого, кроме Анриетты. В сабо, непричесанная, она старательно намывала красные плитки пола, повернувшись спиной к улице. Ее задравшееся короткое платье открывало ноги выше колен и даже полоску кожи над черными чулками.
Посасывая трубку, Малуэн пересек улицу и окликнул с тротуара:
— Анриетта!
Не выпуская из рук тряпку, она обернулась и выдавила:
— Ты?.. Как я испугалась!
— Ты же говорила, что полы моют приказчики.
— Теперь не моют. Хозяйка считает, что у них и без того работы довольно.
Сам не зная почему, Малуэн почувствовал себя униженным — может, оттого, что они разговаривали черед решетку, может, оттого, что Анриетта не прекратила работу, чтобы поговорить с отцом. Из комнаты за лавкой донесся визгливый женский голос:
— Что там у вас, Анриетта?
— Ничего, мадам.
Малуэн понимал, ему лучше уйти.
— У тебя красивая трубка, — заметила дочь, выкручивая хлюпающую тряпку. — Мама подарила?
Послышались шаги. На пороге появилась откормленная женщина с поросячьим лицом.
— Анриетта!..
— Да, мадам, — пролепетала служанка, и волосы ее опять свесились над ведром.
— Я же запретила вам разговаривать с мужчинами.
Хозяйка мясной делала вид, что не видит Малуэна, и обращалась только к Анриетте.
— Да это же мой отец, — возразила девушка, распластав тряпку и подбирая воду.
— А хоть бы сам папа римский! У вас еще кухня не убрана.
Малуэн снова видел только спину дочери и ее слишком высоко обнаженные ноги. По тротуару мимо шли люди.
— Анриетта! — окликнул он.
Она не посмела даже обернуться. Лавочница стояла на месте, ожидая, что последует за брошенным ей вызовом.
— Собирай свои вещи, дочка!
— Это еще что такое? — вспылила мегера, шагнув вперед и заложив короткие руки в карманы фартука.
Малуэн вообще был упрям, а сейчас к тому же сам толком не знал, чего хочет. Он мог бы проникнуть в лавку через решетку, но ему казалось, что будет достойней остаться на улице.
— Анриетта, сейчас же ступайте заканчивать уборку на кухне.
— Да, мадам.
— Анриетта, запрещаю тебе идти туда. Собери вещи и немедленно следуй за мной.
Сцена становилась комичной, и, уразумев это, Малуэн завелся еще больше. К тому же и он, и лавочница притворялись, что не замечают друг друга.
— Если хотите, можете уволиться, Анриетта, но только через неделю. Вообще, я выставлю вас в любом случае: нечего вам делать у меня в доме. Но сперва отработайте положенную неделю.
— Анриетта, кому я сказал? Иди оденься.
Служанка вытерла глаза тыльной стороной руки и, не выпуская тряпку, посмотрела на хозяйку, потом на отца, маячившего по ту сторону решетки.
— Поняла?
— Вы слышали, Анриетта? Предупреждаю, что в случае надобности вызову полицию.
— Вот и прекрасно! Зовите, — отпарировал Малуэн.
Он сам не знал, как поступил бы в таком случае.
Он был не прав и потому распалялся все сильнее.
— В последний раз повторяю — идем со мной!
Анриетта убежала в дом. Хозяйка, чтобы не показать, что сдается, еще постояла, облокотясь о кассу. Малуэн отчаянно дымил, забыв даже, что держит в зубах трубку стоимостью в двести пятьдесят франков.
«Я не имею права оставлять дочь в этом доме, — твердил он себе, хотя и без особой уверенности. — Когда у тебя пятьсот тысяч франков, а то и больше…»
С того места, где он стоял, можно было видеть стеклянную будку, где в шкафчике из некрашеного дерева лежал чемодан. Лавочница удалилась. Из задней комнаты донеслись голоса, и Малуэн различил всхлипывания.
Он расхаживал взад и вперед — каменный взгляд, стиснутые зубы. Ему необходимо было убедиться, что он способен проявить решительность. Напротив помещался писчебумажный магазин, рядом — лавка дьеппских сувениров.
Наконец он обернулся. Анриетта шла через мясную в шляпке и пальто, с чемоданом в руке. Она открыла решетку.
— Зачем ты это сделал? — спросила она, шагая рядом с отцом.
— Затем!
— Она собирается жаловаться в комиссию по трудовым спорам. Будь господин Лене на месте, случилась бы драка. Он ведь сущий зверь.
Малуэн презрительно улыбнулся и, вспомнив о трубке, с удовольствием сделал затяжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33