Запыленная лампочка, висевшая под потолком в середине конюшни, давала очень мало света, а вторая освещала только верстак. Но когда он вскочил, я увидел, что это тот самый человек со шрамом, которого я встретил у Дианы Экстон. Сейчас на нем была короткая куртка, в каких обычно ходят слуги.
– Кто здесь? – крикнул он резко.
Я сделал несколько шагов, снял шляпу и, стряхивая с нее дождевые капли, сказал:
– Мне надо поговорить с вами.
Он узнал меня, и сразу стало ясно, что я человек подозрительный; вероятно, кто-то – скорее всего Диана – что-то рассказал ему обо мне. Во всяком случае, теперь он держался совершенно не так, как вчера. Это должно было меня насторожить, но я упрямо шел навстречу опасности.
– Я – Моррис, слуга полковника Тарлингтона, – сказал он.
– Неправда, – ответил я, не думая о последствиях. – Вы – капитан Феликс Родель…
В ту же секунду Родель выстрелил – очевидно, маленький револьвер был у него в руке с самого начала. Я ощутил сильный удар в левое плечо и понял, что ранен.
Упав ничком, я ждал следующего выстрела. В плече жгло, но боль утихала. Я не видел, как вошел Отто, но услышал его крик «Родель» и снова выстрел. Я повернул голову и еще успел увидеть падающего Отто. Родель медленно двигался вперед, чтобы добить нас обоих. Но тут сзади раздался оглушительный грохот, и Родель медленно стал валиться. Упав, он сильно дернулся, потом по его телу прошла судорога – и все. Он был мертв. Отто стрелял с земли – судя по звуку, из крупнокалиберного пистолета. Должно быть, он прострелил Роделя насквозь. Но что с самим Отто?
Превозмогая головокружение и тошноту, я дотащился до него. Пуля попала в грудь, и видно было, что Отто умирает. Он не узнавал меня. Он был уже не здесь, что-то объяснял по-немецки. Вдруг он улыбнулся, как будто снова сидел среди друзей и только что начали играть Моцарта, – и через минуту его не стало.
Я чувствовал, что из раны течет кровь, в плече сильно пульсировало, но я не мог и не хотел думать о себе. Я смотрел на этих мертвых, уже холодеющих немцев, нашедших свой конец в старой конюшне, далеко от родины, в затемненной Англии. Одного, солдата и шпиона, одурманила бредовая мечта о мировом господстве. Другого, тихого близорукого химика, бросало из стороны в сторону, пока не завело в тупик. Он спас мою жизнь. Зачем?
Возле верстака был умывальник с краном. Я намочил платок, обмыл плечо, потом приложил платок к ране и потуже натянул рубашку и пиджак, чтобы платок не сваливался. Посмотрев на верстак, я увидел, что Родель сколачивал деревянный ящичек, вроде игрушечного сейфа. Это невинное хобби в субботний вечер, вероятно, создавало у него иллюзию связи с прежней, простой и счастливой жизнью. Я подумал, что Родель скорее всего зашел сюда ненадолго и, значит, оставил в доме незапертой какую-нибудь дверь. Я медленно пересек мощеный двор, держа шляпу в руке и с удовольствием подставляя голову под холодный дождь. Незапертую дверь, через которую вышел Родель, я отыскал довольно быстро.
Как я и ожидал, в доме не было ни души, и я решил подождать хозяина здесь. Прежде всего я сходил в ванную, которая оказалась у самой прихожей, умылся, пригладил волосы. Страшно хотелось выпить, но я не стал шарить в доме этого человека в поисках спиртного и, усевшись в прихожей, принялся старательно набивать трубку. Минут через десять я услышал шум подъехавшего автомобиля, встал, отпер входную дверь и вернулся на свое место.
Вошел полковник Тарлингтон, розовый, элегантный, благоухающий запахом дорогой сигары. Увидев меня, он не выразил никакого удивления. Я заметил, что он не запер за собой входную дверь.
– А-а, Нейлэнд, если не ошибаюсь? А где же мой слуга?
– Где-то здесь, – сказал я.
Полковник повел меня в библиотеку. В глубине ее была открытая дверь в комнату поменьше – очевидно, кабинет, – где стоял большой письменный стол. Полковник сходил туда и принес бутылку и бокалы. Он предложил мне снять пальто, но я отказался. Когда Родель стрелял в меня, оно было распахнуто, и потом я аккуратно застегнул его на все пуговицы, чтобы скрыть намокший от крови лацкан пиджака. Полковник держался очень просто, но невольно все время сбивался на повелительный тон, которым говорил с подчиненными, и сам это замечал. Благодаря типично английскому розовому цвету лица физиономия его на первый взгляд производила обманчивое впечатление благодушия, но теперь я уже заметил выражение холодного высокомерия в его светло-голубых глазах, напомнивших мне глаза Дианы Экстон. Это был пожилой самец той же породы.
Не без тайного сожаления я отказался от выпивки, чем очень удивил его. Вероятно, кто-то – скорее всего Диана – сообщил ему, что я человек пьющий. Но с ним пить я не желал.
– Мой слуга немного бестолков, – начал полковник, – но очень славный малый. Моррис… валлиец. Был у меня денщиком в прошлую войну.
– Ллойд Моррис. Из бывшего Кардиганского полка.
– Правильно. Я вижу, вы говорили с ним. Чудаковат, конечно, на англичанина не похож. Совсем другой тип.
– Полковник, – сказал я, отчеканивая слова, – ваш денщик Ллойд Моррис умер три года тому назад в Кардифском лазарете.
– Что вы несете, Нейлэнд? – Видно было, что он не возмущен, а только притворяется возмущенным. Я следил за выражением его глаз. Предстояла нелегкая борьба, а я чувствовал себя премерзко – у меня начиналось что-то вроде бреда, и плечо болело не на шутку. – Не спорю, что какой-то Ллойд Моррис мог умереть в Кардифском лазарете, может быть, их умерло даже с полдюжины, но этот Моррис жив и здоров. Черт возьми, мне ли не знать имя моего собственного слуги!
– Вы, конечно, знаете его имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68