– Берегитесь! – шепнула Шейла, и ее дыхание защекотало мне ухо. – Она опасная женщина. Не знаю чем, но она опасна.
Я наклонил голову и сделал вид, что поглощен выступлением Леонарда и Ларри, которые наводили еще более жестокую скуку, чем раньше. Я был доволен, что Шейла заговорила о миссис Джесмонд, и ничего бы не имел против продолжения этого разговора. Но я знал, что у мистера Периго тонкий слух и он не упустит ни одного слова.
Когда Леонард и Ларри ушли со сцены, он покачал головой и произнес: «Очень трогательно!» Я не сказал ему, что один из них напоминает его. Но сильный толчок локтем со стороны Шейлы свидетельствовал о том, что и ей тоже это пришло в голову.
«Наш популярный комик» Гэс опять принялся за дело, еще более рьяно, чем прежде, к полному восторгу зрителей, в том числе и наших офицеров и Шейлы, которая до слез хохотала над его дешевыми остротами. Она смеялась в тех самых местах его монолога, которые смешили фабричных девчонок на балконе, и совершенно так же, как они. Это было очень любопытно. От меня не укрылось, что один раз мистер Периго обернулся и поглядел на Шейлу внимательным, изучающим взглядом, холодным, как лед. Миссис Джесмонд я не мог видеть как следует, так как она сидела на три места дальше, но я ни разу не слыхал ее голоса, и у меня сложилось впечатление, что ей скучно. А я не скучал.
И, уж во всяком случае, не скучал я с той минуты, как поднялся занавес и мамзель Фифин начала свои упражнения на кольцах и на трапеции. Сильная, как молодая кобыла, она была в то же время удивительно гибка и могла извиваться самым необычайным образом. Как объявлено было в афише, она предлагала зрителям считать, сколько раз она проделает каждый трюк, и слышно было, как все в зале бормочут: «Раз, два, три, четыре, пять» и так далее. Насчитали семь одних трюков, одиннадцать других, девять третьих, пятнадцать четвертых, и Фифин всякий раз сама объявляла итог. Говорила она мало, но я почему-то решил, что она эльзаска. Ее номер, с которым она, очевидно, выступала много лет, представлял собой смесь акробатики с клоунадой и имел громадный успех.
– Посмотрите-ка на мистера Периго! – шепнула мне Шейла. – Теперь ясно, каковы его вкусы!
Он услышал и тотчас повернулся к нам, по обыкновению широко улыбаясь, так что его щеки собрались в складки. Но улыбка эта меня не обманула: я уже видел только что совсем другого мистера Периго. Не прошло и двух минут после появления на сцене акробатки, как он застыл, сосредоточив все внимание на Фифин. Я слышал, как он считает, очень старательно и серьезно; можно было подумать, что он импресарио Фифин.
– Вы очарованы, сознавайтесь! – крикнула ему Шейла под шум восторженных аплодисментов публики, которые мамзель Фифин принимала довольно равнодушно.
Но мистер Периго уже опять вошел в обычную роль.
– Ну, конечно, очарован, дорогая, – ответил он. – При ней чувствуешь себя хрупким, миниатюрным созданием. Обожаю таких женщин! Что за руки! А ляжки! И потом, знаете, когда она делала петли, я держал пари сам с собой и выиграл у себя тридцать два шиллинга шесть пенсов. Это очень увлекательно. Вы меня понимаете? – Последнее относилось уже ко мне.
– Понимаю, – откликнулся я. Но я, конечно, не все понимал тогда, хотя кое-что уже было ясно.
В это время вся труппа, выведенная на сцену Гэсом, возвещала нам – без особенно бурного оптимизма, – что «Англия пребудет вовеки». А миссис Джесмонд и ее друзья уже собирались уходить.
На улице, в этом мешке сажи, мы с трудом разыскали две машины, и в одну сели Шейла, мистер Периго и я, а вместо шофера – один из молодых офицеров. Пока машина, громыхая и кряхтя, тащилась во мраке и слякоти, мистер Периго был до странности замкнут и молчалив, мне тоже разговаривать не хотелось, и только Шейла с офицером не переставали трещать о всякой ерунде. Я был в дурном настроении, как всегда после такого абсолютно бессмысленного времяпровождения, но, вероятно, еще и оттого, что мне хотелось поесть и выпить. Об этом я сказал своим спутникам.
– Не беспокойтесь, миленький, – прокричала мне через плечо Шейла, – будет чудный обед и выпивка, увидите! Не знаю, как миссис Джесмонд умудряется все это доставать, но достает.
Мы, наконец, куда-то приехали, но я не мог разглядеть куда. Когда наша машина остановилась, я услышал звуки танцевальной музыки.
– И подумать только, – промолвил вдруг тихо мистер Периго, – что от Арктики до Черного моря тысячи людей сейчас мерзнут и погибают. В Греции и Польше миллионы умирают с голоду. На Дальнем Востоке людей, среди которых, быть может, находятся и наши друзья, режут, истязают…
– Ох, перестаньте, ради бога! – воскликнула Шейла.
– Ладно, не буду, дорогая, – хихикнул мистер Периго, выходя из машины. – Я говорил не с вами, а с нашим другом Нейлэндом, потому что он, я вижу, человек разумный. И, как разумный человек, уже начинает, вероятно, задавать себе вопрос, для чего мы продолжаем это яростное самоуничтожение.
– Для того, чтобы победить Гитлера, – сказал офицер, видимо, славный малый.
– Несомненно, – подхватил мистер Периго с каким-то злорадством, – но можем ли мы победить Гитлера?
– Послушайте… – начал офицер, которому это очень не понравилось.
– Ах, да прекратите вы этот спор, и давайте хоть раз повеселимся как следует! – взмолилась Шейла. У Шейлы всегда был такой тон, как будто она только что сменилась с двенадцатичасового дежурства в операционной, хотя на самом деле она, наверное, с утра до вечера пудрила нос да болтала по телефону. Но надо сказать, что это с ее стороны была только поза. Она избрала ту линию поведения, которой, как она думала, от нее все ожидали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68