- Если даже что-то и знала, то давно забыла бы. Сколько лет! Нет, не припоминаю ничего. - Она живо обернулась к нему: - Между прочим, а как вас зовут? Вы не нашли нужным представиться.
- Простите, пожалуйста, Дмитрий Иванович.
Дырчатые шляпы закончили свой разговор и уставились на Коваля и его собеседницу.
- Иной раз на расстоянии лучше видно, чем во время самого события, особенно ошеломляющего. Человек находился в нервном потрясении и не мог собраться с мыслями. А потом, по прошествии времени, вспоминает. Войдите в комнату, где несколько человек оживленно беседуют, остановите их и спросите, о чем они только что разговаривали. Не вспомнят сразу.
- Нет, нет, это вы напрасно, Дмитрий Иванович.
- Ваша дача - в Лесной? - неожиданно спросил Коваль.
- Да, - профессоршу удивил этот внезапный вопрос.
- Близко от станции?
- Метров триста - четыреста.
- Говорят, воздух там необычайно целебный.
- Называют украинским Кисловодском, - впервые довольно улыбнулась жена Решетняка.
Дырчатые шляпы, казалось, слишком уж заинтересовались чужой беседой.
- Может быть, лучше нам немного погулять, Клавдия Павловна? предложил Коваль и, встав, помог подняться и ей.
Профессорша смотрела на него уже не так сердито, как раньше, даже, пожалуй, благосклонно: в конце-то концов милиционер оказался не таким уж страшным. Они медленно пошли по аллее, и, глядя на них со стороны, можно было подумать, что это супруги, хотя муж и выглядел значительно моложе.
Пустые аллеи простреливались солнцем по всей длине. Лишь одинокие фигуры маячили где-то в глубине парка, казавшегося необычайно просторным. Высоченные деревья как бы упирались прямо в небосвод. Это был час дырчатых шляп, потертых полотняных брюк с широкими манжетами, нянь с малышами и породистых собак на поводках.
- Летом вы постоянно живете на даче?
- Почти постоянно. Я в город не езжу вообще. А Алексей Иванович только по неотложным делам - в лабораторию, на собрание. Но и на даче сиднем не сидит. Все в поле, на опытном участке, который, как вы знаете, находится совсем недалеко от Лесной.
- В этом году вы почему-то раньше обычного вернулись в город. В такую жару.
Клавдия Павловна бросила на подполковника острый взгляд.
- Вас и это интересует?
- Не очень. Больше - тот период, когда вы были еще на даче. Точнее десятое июля. Вспомните, не ездил ли Алексей Иванович в тот день в город?
- Нет, Дмитрий Иванович, не ездил.
- Вам запомнилась эта дата? Вы так категорически утверждаете. Почему?
- А потому, - нахохлилась профессорша, - что именно об этой дате вы расспрашивали Алексея Ивановича, спрашивали его, где был он десятого. Неужели вы думаете, муж не рассказывает мне о таких событиях, как ваш визит?
- Не думаю, - отделался шуткой Коваль. - Действительно, я спрашивал его об этом, - продолжал он уже серьезно. - Но ответа не получил.
- Он был дома. То есть на даче.
- И вечером? Скажем, от девятнадцати до двадцати одного часа?
- Ну конечно. В девятнадцать он ужинает, и я не помню случая, чтобы он нарушил свой режим. К тому же он плохо себя чувствовал.
Они свернули к высокой металлической беседке со скамейками, поставленной так, что нависала она над Подолом и над поймой Днепра. В беседку, как в старинную часовню, вели ступени.
У перил, спиною к ним, стояла худенькая девушка. Что-то знакомое почувствовал подполковник в согнувшейся, словно под непосильной ношей, спине, в опущенных руках. Девушка обернулась, и Коваль увидел Лесю Скорик. Но она или не узнала его, или ей было не до него - скользнула по нему, затем по его спутнице равнодушным, как бы слепым взглядом, не поздоровалась и снова повернулась лицом к Днепру.
Коваля задело поведение Леси, и он нахмурился. Беда с этой милицейской обидчивостью! Даже он, Коваль, человек, который за долгие годы службы привык ко всему, не мог избавиться от нее. Хотя и в самом деле обидно: когда горе случается - зовут на помощь, а как только все утрясется, даже поздороваться при встрече забывают.
Но на этот раз дело было не только в этом. Вчера Леся пришла к нему, спокойная, строгая, совсем не такая, как обычно. Сесть не захотела. Стоя, назвала людей, которые могут засвидетельствовать алиби Василия Гущака. Все это было уже известно Ковалю от лейтенанта Андрейко, который тоже раскрыл тайну молодого Гущака. Подполковник сказал, что, очевидно, уже завтра Василий будет дома, но она может и сегодня, здесь, повидаться с ним.
Леся сухо поблагодарила, от свидания отказалась и ушла.
Сейчас подполковник решил не травмировать душу девушки, самим своим появлением напоминая ей о новой беде. Молча тронул за локоть Клавдию Павловну и увел ее от беседки.
- Значит, вы с Алексеем Ивановичем в тот вечер были дома, то есть на даче. И никуда не выходили. А к вам приходил кто-нибудь?
- К нам? - сдвинула брови Клавдия Павловна. - К нам? - повторила она. - Нет, никто.
- Может быть, гость, кто-нибудь из соседей?
- К нам не ходит "кто-нибудь". Я не признаю таких гостей, которые от скуки шатаются по чужим квартирам. У нас бывают только по делу.
- Значит, десятого вас никто не навещал, - резюмировал Коваль и спросил: - А известно ли вам, Клавдия Павловна, кто ограбил банк в двадцать втором? Фамилия Гущак ни о чем вам не говорит, не напоминает?
- Впервые слышу.
- И Алексей Иванович ничего никогда о нем не рассказывал?
- Нет.
- Странно. Десятого июля этот человек ездил на станцию Лесная.
- Я не понимаю, Дмитрий Иванович, какую связь имеет поездка в Лесную этого Пущака...
- Гущака.
- Какая разница! Какое отношение имеет все это к нашей семье, к Алексею Ивановичу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89