- Механически как-то... Сама не знаю...
- На такие клочочки?
Женщина промолчала.
- Вы тревожитесь за судьбу сына... - понимающе произнес Суббота. Естественно, вы - мать. - И в голосе следователя зазвучало такое искреннее уважение не только к самому понятию "мать", но и к этой вконец напуганной и переволновавшейся женщине, похожей на подстреленную птицу, что Коваль готов был простить ему ту насмешливость и высокомерную снисходительность, которыми он только что ее донимал. - Но не думайте, - интонация голоса Субботы стала назидательной, - что, пытаясь утаить истину, вы этим помогаете сыну... Вы вредите ему! - Здесь Суббота сделал многозначительную паузу. - Истина! Только она может стать единственным неопровержимым доказательством невиновности вашего сына, его непричастности к убийству, в которой вы так глубоко убеждены. Итак, это правда, что именно вы разорвали билет?
Женщина снова прижала руки к груди и закивала.
- А почему вам так захотелось уничтожить этот билет? Чего вы испугались?
Она заплакала. В конце концов, сквозь слезы вырвалось у нее, что какой-то непонятный страх охватил ее и она стала шарить по карманам куртки Василия.
- Той куртки, в которой он ездил в Лесную вместе с Андреем Гущаком?
Она кивнула. Признание было чистосердечно, и Суббота так же, как и подполковник, понял это. Он спросил, уточняя:
- У вас появился страх за сына?
Она вытерла глаза уже влажным носовым платком.
- Конечно, за сына, а за кого же?!
Суббота быстро записывал ее слова.
- Вы боялись, что это он что-то мог сделать деду?
- Нет, нет! - решительно возразила женщина.
- Простите, я неточно выразился. Вы, очевидно, боялись, что о нем могут подумать, якобы это сделал он?
Женщина утвердительно кивнула.
- А почему именно о нем могли подумать?
У матери Василия хватило подсознательной осторожности, чтобы не отвечать на этот вопрос. Следователь не настаивал.
- Хорошо, - сказал он. - Значит, так и запишем: билет разорвали вы, потому что боялись, что, если его найдут, подозрение в убийстве падет на вашего сына? Так?.. А почему именно его должны были заподозрить - на этот вопрос ответить отказались...
Женщина почувствовала, что какие-то невидимые нити начинают опутывать ее и она не может их разорвать.
Суббота торжествующе и вместе с тем вопросительно посмотрел на подполковника. Сначала появление Коваля не вызвало у него никакого энтузиазма - почему-то терялся при нем, а это сбивало с внутренней сосредоточенности, так необходимой следователю во время допроса, но сейчас он не без удовольствия демонстрировал свою профессиональность.
Однако Коваль был мрачен. По его мнению, это был не триумф следователя, а запрещенный удар, нанесенный им не искушенной в юридических тонкостях женщине.
Правда, сегодня все раздражало Коваля и все не нравилось ему. Даже комната офицеров уголовного розыска, в которой расположился со своими папками Суббота. Быть может, именно поэтому казалась она подполковнику неуютной и отдающей казенщиной.
Коваль считал, что милицейские помещения, особенно кабинеты офицеров розыска и следователей, где иногда решаются сложные для человека вопросы, должны иметь строгий, но вместе с тем нарядный вид. Здесь ведь раскрываются души! Он был уверен, что это должно быть именно так, по этому поводу ссорился с хозяйственниками, но начальство денег на кабинеты не ассигновало, а кое-кто из коллег открыто подтрунивал над Ковалем за его "причуды".
- Разрешите мне, Валентин Николаевич, - обратился подполковник к Субботе, оторвав тоскливый взгляд от серых стен.
Лицо следователя не выражало ничего, кроме самодовольства, и он милостиво кивнул.
- Скажите, - обратился Коваль к женщине, - ваш сын и его дед, который так неожиданно появился в вашей семье, жили дружно?
- Они как следует еще и познакомиться не успели, когда же было им ссориться?
- А что вы можете рассказать нам об Андрее Гущаке?
Женщина пожала плечами. Потом оглянулась, не зная, кому отвечать, кто здесь старший и кто ее лучше поймет.
- Наверно, вам больше о нем известно.
- Кое-что, конечно, известно, - подтвердил Коваль. - Известно, например, что вы неприветливо встретили своего родственника, - сказал он, желая этим вызвать женщину на откровенность.
- Какой родственник! - возмутилась она. - Я даже не знала о его существовании. Михаил, мой муж, говорил, что отец его, Андрей Гущак, в двадцатые годы бросил семью и куда-то исчез. Думали, погиб. Тогда ведь неспокойно было на Украине. Да и кто он нам? Чужой человек, свалился как снег на голову. Радоваться нечему было.
- Могли не принимать...
- И не приняла бы ни за что. Да вот Василий. Отца не знал. Ему пять лет было, когда Михаил умер. А тут - дедушка. Настоял, чтоб дала приют.
- Гущак и свой дом мог построить.
- Мы его деньги не считали. Нам они не нужны. Что там у него есть, пусть государство возьмет.
Суббота, решив, что Коваль спрашивает не то, что нужно, и уводит разговор в сторону, попытался взглядом его остановить. Однако подполковник не обратил на это внимания.
- Ваш муж рассказывал что-нибудь о своем отце?
- Он тоже его не помнил. В раннем детстве из виду потерял. Говорил, темные дела за ним какие-то водились. Из-за этого, мол, его и убили.
- А он, значит, сбежал за границу, живой.
- Сбежал. Зачем только вернулся, не знаю.
Женщина разговорилась и, казалось, немного забыла о своих страхах.
- Темные дела, говорите? - продолжал Коваль. - Вспомните, может быть, что-то еще о нем муж ваш рассказывал?
Женщина отрицательно покачала головой.
- Слышала, что бандит. А где, как, почему - этого не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89