И вспоминал свою молодость.
Усталый инспектор милиции Решетняк поднимался по улице, которая вела к центру города. Электростанция работала с перебоями, и трамваи ходили несколько часов в сутки - перед началом смены на заводах и в конце рабочего дня. Вагоны то и дело сходили с рельс или ломались; когда показывался на линии ветхий трамваишко, он был со всех сторон так облеплен людьми, что о посадке на него не могло быть и речи.
После двух беспокойных ночей, - все милиционеры во главе с начальником Гусевым проводили очередные облавы на грабителей, дезертиров, спекулянтов, освобождая город от всякой нечисти, - Решетняк еле стоял на ногах. Холодный воздух немного взбадривал, отгонял сон.
На улицах быстро темнело. Единственный фонарь - луна и та все время пряталась за тучи. И только на центральных площадях мерцали настоящие фонари, то раскаляясь добела, то тлея багровыми точками.
В холодной каменной постели ежился и тяжело дышал окоченевший большой город. Оборванный, голодный, полный неудержимого энтузиазма строителей новой жизни и вражеского сопротивления. Суетливый днем, он замирал с наступлением темноты, когда открывались двери тайных явок и притонов и на опустевшие улицы, как тараканы, выползали подонки.
Смутные звуки вечернего города волнами накатывались на Решетняка: кто-то с радостным волнением открывал новый закон в науке, где-то плакали от голода дети, кто-то рассказывал завороженным слушателям о прекрасном будущем и о мировой революции, где-то умирали от неизлечимых болезней.
Издали, с моста, невидимого в темноте, донесся женский визг. Решетняк, несмотря на усталость, хотел было свернуть туда, - ведь в глухих местах часто нападали на прохожих грабители, - как неожиданно вплелись в этот визг игривые нотки, и он только покачал головой. Не обращая внимания на холод и мрак, по площади сновали прохожие. Под одним из фонарей собралась толпа.
Решетняк сделал над собой усилие и пошел туда. Сработало чувство ответственности за все происходящее кругом - чувство, которое чрезвычайно обострилось у него за время работы в милиции.
Опять голоса. Выделялись возмущенные: женские и властный мужской. У фонаря под присмотром двух милиционеров сбились небрежно одетые молодые женщины. Некоторые из них что-то с возмущением выкрикивали, другие плакали.
Третий милиционер, пожилой, коренастый усач, хватал на улице других женщин и вел под фонарь, поворачивал их лицом к свету, безапелляционно бросал: "Проститутка!" - и, несмотря на слезы и возмущение женщин, передавал их под охрану своих товарищей.
Когда Решетняк приблизился, усач подвел под фонарь очередную жертву молодую женщину в длинном пальто, сшитом из театральных портьер.
- Как вы смеете! - кричала та, пытаясь вырваться.
Но усач посмотрел на подкрашенные ее губы, перехватил испуганный ее взгляд и, секунду подумав, бросил:
- Не отпускать!
Решетняк назвал себя, спросил, кто разрешил производить эту уличную облаву и вот так позорить людей. Всех женщин приказал отпустить. Милиционер не подчинился. Заявил, что отведет их всех на медицинский осмотр, после чего больных будут лечить, а здоровых отправят на принудительные работы.
- Хватаете всех подряд, - сказал спокойно Решетняк милиционеру. Есть приказ главмилиции, запрещающий массовые облавы на проституток. Да и вообще разве можно вот так, без разбора!
- У меня на них глаз наметан, - самодовольно ответил усач. - Еще со старого режима. Сразу узнаю. Вы не беспокойтесь, товарищ инспектор, искореним эту буржуйскую заразу.
- Лучше проверять и задерживать тех, кто их соблазняет, - и Решетняк кивком головы указал на сытого мужчину, который стоял поодаль и ждал, пока отпустят хотя бы одну из женщин. - Кто за ломоть нэпманского хлеба потешается над нашими пролетарскими девчатами. А за нарушение приказа главмилиции попадете под трибунал, - пригрозил Решетняк.
Эта угроза, а может быть, и то, что незнакомый инспектор решительно передвинул по ремню кобуру, повлияло на усача. При том дефиците на оружие, который все время ощущала милиция, персональный наган красноречивее любого документа свидетельствовал, что владелец его - высокое начальство.
- Отпустите! - еще раз приказал Решетняк и сказал женщинам: - Тем, кого это касается, советуем покончить с позорным прошлым. Революция дала женщинам равные права с мужчинами. Идите на биржу труда. Ну, а кто не послушается, к тем придется применить принудительные меры. Внизу, в конце площади, - диспансер, где можно пройти медицинский осмотр и получить бесплатную помощь.
Произнося эти слова, Решетняк обратил внимание на молоденькую, окончательно замерзшую девушку, которой старый платок заменял и головной убор, и пальто. Где-то видел он эти большие, широко поставленные глаза, это красивое продолговатое личико. И сразу вспомнил: дочь банкира Апостолова, которую он допрашивал. Девушка очень похудела и осунулась, даже при слабом свете фонаря лицо ев казалось белым и словно прозрачным, а глаза от этого - еще больше и темнее. Как же ее зовут?..
Тем временем женщины, освобожденные из-под стражи, порхнули в разные стороны. Милиционер, считавший себя специалистом по массовым облавам, что-то ворчал, обращаясь к товарищам. Его угнетало чувство невыполненного долга: он так и не понял, почему ему запретили вылавливать проституток.
А Решетняк стоял и все еще пытался вспомнить, как зовут девушку в платке.
Она пробыла в камере одну ночь. На допросе сразу выяснилось, что арестовали ее зря - помочь милиции разобраться в ограблении банка она не могла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89