.. Давай попытаемся поговорить с ним.
- Он проповедует? - я был удивлен. - Высшие иерархии иоаннитов не раз
заявляли, что если члены их церкви вмешиваются в политику, они это делают
исключительно как честные граждане.
- Знаю, - сказал Барни. - А я император Нортон.
- Нет, действительно, - настаивал я, - эти их темные теории... Все
это чрезвычайно просто, чтобы быть правдой. То, что мы видим - это
общественное волнение, недовольство людей, какие-то неопределенные
изменения...
Мы вышли к главному входу. Дверь была обрамлена мозаичными
стеклянными панелями. Панели, как и окна, были разбиты вдребезги, но никто
не догадался заложить дыры. Наши защитные чары могли действовать
беспрепятственно. Разумеется, на нас эти чары не действовали. Мы вышли на
лестничную площадку, прямо к тем, кто хотел заблокировать нас в здании.
Дальше нам идти было некуда. Ведущие вниз ступеньки были плотно
забиты людьми. Никто на нас пока не обращал внимания. Барни похлопал по
плечу тощего бородатого юнца.
- Извините, - прогудел он с высоты своего башенного роста. -
Разрешите? - он выдернул из немытой руки юнца плакат, навесил на него
одеяло и, подняв как можно выше, замахал этим импровизированным флагом.
Цвет его лица был желто-зеленый.
Воздух, похожий на дуновение ветра перед штормом, прошел по толпе. Я
видел лица, лица, лица. Лица рядом со мной, лица снизу. Выплывающие из
мрака, куда не доходил колеблющийся свет. Но, думаю, что виной было только
то, что я торопился, или мое предубеждение, но создавалось жуткое
впечатление, что все лица совершенно одинаковы. Всем приходилось слышать о
длинноволосых мужчинах и коротко подстриженных женщинах, об их немытых
телах и изношенной одежде. Все это наличествует в избытке. Естественно,
обнаружил я и обязательных в таких случаях седобородых радикалов и их
прихлебателей из студенческих общежитий. И хулиганов, и тунеядцев, и
вандалов, и правдоискателей и так далее. Но было здесь и много чистых и
хорошо одетых, ужасно серьезных мальчиков и девочек. И у всех них - у
высоких, низеньких или среднего роста был удивленный вид, как будто они
внезапно обнаружили, что участвуют в пикетировании. И у всех них - у
высоких, низеньких, средних, богатых, бедных, гетеросексуальных и
гомосексуальных, в каких-то отношениях способных и тупых в других,
интересующихся одними вещами и лишь скучающих, когда они сталкиваются с
другими вещами, обладавших бесконечными и неповторимыми наборами своих
воспоминаний, мечтаний, надежд, и у каждого свои страхи и своя любовь - у
всех у них была душа.
Нет, они показались одинаковыми лишь сперва, из-за своих плакатов. Не
мог бы сосчитать, на скольких наподобие спортивных табло указывался счет,
с которым выигрывает святой Иоанн. На скольких были тексты, что-то вроде
"возлюби своего ближнего", или просто "любовь". Впрочем различия в текстах
было мало, они повторялись и повторялись. Тексты на иных плакатах были
менее дружелюбные - "Дематериализуйте материалистов!", "Фабриканты оружия,
рыдайте!", "Прекратить снабжать полицию рогами дьявола!", "Убейте убийц,
ненавидьте ненавидящих, уничтожайте несущих уничтожение!", "Закрыть это
предприятие!".
И казалось, будто лица... Нет хуже, сам мозг этих людей сделался
ничем иным, как набором плакатов, поперек которых были написаны эти
лозунги.
Не поймите меня неправильно. Я никогда просто не размышлял об юнцах,
чувствующих настоятельную необходимость нанести удар прямо в брюхо богу
существующего порядка. Очень плохо, что большинство людей старея и жирея,
теряют интерес к подобным вещам. Истеблишмент зачастую нестерпимо
самодоволен, ограничен и глуп. Его руки, которые он заламывает столь
ханжески благодаря благочестивости, слишком часто обагрены кровью.
И еще... И еще... Есть кое-что, что будет отличать наше время от
грядущих темных времен, которые продлятся, пока не возникнет новый и,
вероятно, еще худший истеблишмент, который восстановит порядок. И не
надувайте самих себя, что ничего подобного не случится. Свобода -
прекрасная вещь, пока она не превратится во что-то иное. В свободу
вламываться в чужие дома, грабить, насиловать, порабощать тех, кого вы
любите. И тогда вы с восторгом встретите того, кто въедет на белом коне и
начнет обещать, что перевернет и изменит вашу жизнь. И сами вручите ему
кнут и саблю.
Поэтому наша лучшая ставка - хранить то, чем мы уже обладаем. Разве
не так?
Однако, как ни печально, это создает определенные обязанности. И это
- наше. Оно формирует нас. Мы можем сами не слишком хорошо сознавать это,
но, наверняка, мы поймем его лучше, чем что-то для нас чужое и незнакомое.
И если мы будем упорно трудится, упорно думать, проявим чутье и добрую
волю, мы сможем доказать это.
Вы не повторите нашу ошибку, не будете надеяться, что вашу жизнь
смогут улучшить злобные и напуганные теоретики. Они разом лишат вас всего
богатства вашего, приобретенного в муках жизненного опыта. Вы не станете
слушать вещающих увлекательные речи догматиков. Их передел-реформистские
движения, которые чего-то там добились то ли два поколения тому назад, то
ли два столетия. Отвернитесь от студентов, уверяющих, что у них есть ответ
на все социальные вопросы, над которыми ломали головы и разбивали
вдребезги сердца такие люди, как Хаммапури, Моисей, Конфуций, Аристотель,
Аверий, Платон, Томас Аквинский, Гоббс, Локк, Вольтер, Джефферсон,
Линкольн и тысячи других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96