Подтвердив получение приказа, Покрышкин изменил курс полета своей группы. На подходе к Краснодару он обнаружил ниже себя восьмерку «мессершмиттов». Правильно решив, что вражеские бомбардировщики еще на подходе, Покрышкин устремился в атаку на истребителей, расчищавших им дорогу. Сам он, умело использовав высоту, спикировал на врага из-под самых облаков, нанес внезапный удар по «мессершмитту» и сбил его. Речкалов сразил второго.
С земли было хорошо видно, как оставшиеся шесть «мессергамиттов» в панике сломали строй, прижимаясь к земле. За ними устремились советские истребители. Вперед вышел ведомый Покрышкина, молодой летчик. Как выяснилось потом, в азарте первого своего боя он закричал по радио:
– Атакую, атакую, прикройте, прикройте!
Покрышкин, стараясь снять излишнее возбуждение у летчика, подчеркнуто ровным голосом ответил:
– Прикрываю, атакуй!
Увидев, что атакующий не вытерпел и открыл огонь с большой дистанции, снова охладил его пыл:
– Спокойней, не торопись стрелять. Подойди ближе!
Такая вот вроде бы будничность, обыденность в голосе командира лучше всего подействовали на молодого летчика. Он уверенно сблизился с противником и новой пулеметной очередью сбил его. Третий «мессершмитт» в этом бою пылающим шаром полетел к земле.
– Молодец! – коротко резюмировал Покрышкин и подал команду прекратить преследование. Группа развернулась к Краснодару.
Окраину города накрыло облако дыма: одна группа «юнкерсов» прорвалась к цели. Ее атаковали истребители из полка, который базировался непосредственно на Краснодарском аэродроме. Других групп бомбардировщиков противника над городом не было видно. Зато из-под самых облаков в атаку на истребителей Покрышкина сверху и сзади устремилась очередная партия «мессершмиттов». Группа Покрышкина по его команде резко развернулась и пошла навстречу врагу. Атакой снизу Покрышкин сбил ведущего. Остальные вражеские истребители поспешно нырнули в облака. Группа сделала разворот на Крымскую. Снова навстречу ей «мессершмитты». Их вдвое больше, чем наших, но и это не помогло. Покрышкин сбил еще один «мессершмитт», четвертый по счету в одном только боевом вылете!
Шестерку Покрышкина над Крымской сменила пятерка, ведомая штурманом 16-го авиаполка гвардии майором П. П. Крюковым. Сразу же с земли по радио поступил сигнал: «Противник справа!» Четыре Ме-109 шли ниже и правее нашей группы. Обнаружив их, Крюков резко устремился в атаку, приказывая ведомому возглавить оставшиеся самолеты.
Один против четырех – не ухарство ли это? Борман никак не вмешивался в действия Крюкова. Его остановил Вершинин, находившийся на пункте наведения авиации. Он хорошо знал, что не такой Крюков летчик, чтобы хвалиться перед подчиненными своей удалью. Беззаветное мужество и высокое летное мастерство Крюков проявил еще в боях на Халхин-Голе, за что и был удостоен тогда ордена Красного Знамени. Вершинин понял, что ведущий не захотел отвлекать свою группу от выполнения основного задания – не допустить до наших сухопутных войск бомбардировщики противника, не позволить им прицельно сбросить бомбы. Действия Крюкова были основаны на правильном понимании обстановки, его богатом боевом опыте. Он учитывал не только личное мастерство и преимущество в высоте над вражеской четверкой, но и то, что в трудный момент на помощь ему придет каждый летчик его группы.
Резко развернув самолет, Крюков пошел в лобовую атаку. Огнем с дистанции 100–150 метров сбил ведущего. Ведомый сбитого пустился наутек, а Крюков с ходу атаковал вторую пару, сбил еще одного, вскоре и третьего.
Константин Андреевич от начала и до конца лично следил за действиями этих превосходных летчиков – Покрышкина и Крюкова. И то, что он видел в этот день, и письмо Бормана, прочитанное им, и множество других фактов из потока стекавшейся ежедневно информации – все это укрепляло его убежденность в необходимости существенных перемен в тактике борьбы в воздухе.
День за днем в кубанском небе развертывались невиданные доселе события. Это уже потом, после войны, историки нашли строгие формулировки для оценки обстановки того времени и отметили, что на Северо-Кавказском фронте она к началу апреля 1943 года «характеризовалась повышенной активностью авиации обеих сторон, увеличением размаха и напряженности борьбы за господство в воздухе».
Участники тех событий мало задумывались над отточенностью формулировок. Испытывая в каждом боевом вылете на себе эту самую «повышенную активность», свои непосредственные ощущения они определяли с максимальной выразительностью: «Настоящая рубка!» Как-то не очень заметно, исподволь, борьба за господство в воздухе становилась яростнее, ожесточеннее.
На Тамань были стянуты не только большие, но лучшие силы люфтваффе: истребительные эскадры «Удет», «Мельдерс», «Зеленое сердце». Сюда же немецко-фашистское командование перебросило специальную группу асов для борьбы с советскими истребителями. Начиная с испанской Герники, с начала войны в Европе они привыкли господствовать в воздухе. Их преимущество в количестве и качестве самолетов над противниками зачастую было подавляющим. В результате они привыкли диктовать свои условия в небе. Это кружило головы, преисполняло самомнением. Они считали себя – и геббельсовская пропаганда тому способствовала – цветом арийской расы, носителями неистребимого тевтонского духа.
На каких-то участках советско-германского фронта в отдельные периоды, особенно в битве под Москвой, затем под Сталинградом люфтваффе утрачивали господство в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119