начать операцию, не ожидая полного сосредоточения всех трех эшелонов создаваемой ударной группировки.
Утром следующего дня она была начата двухчасовой артиллерийской подготовкой. Немецко-фашистское командование не ожидало нашего наступления. Генералу Мерецкову удалось достичь внезапности удара. Это позволило нашим соединениям в первый день наступления углубиться в оборону противника на 7 километров и подойти к Синявину! Все радовались такому началу. Но уже назавтра темп наступления заметно снизился, затем и совсем замедлился.
Вражеское командование, перебрасывая к месту прорыва части и подразделения с других участков фронта, подтягивая артиллерию, перенацеливая авиацию, расположенную на аэродромах под Ленинградом, резко повысило силу сопротивления своих войск. Активность противника возрастала по мере того, как он вводил в бой все новые части и соединения. Контратаки следовали одна из другой, яростные схватки закипали в оплывших от болотной воды траншеях, окопах, ходах сообщения. Самые незначительные господствующие над местностью высотки по нескольку раз переходили из рук в руки. Воины Волховского фронта сделали все, что было в человеческих силах, даже больше того. А итог? Незавершенный прорыв, а затем и вынужденный отход части главных сил в район исходных позиций!
…Перед тем памятным докладом Верховному Мерецков снова и снова анализировал ход операции от первого дня до последнего, пытаясь спокойно осмыслить каждое свое решение, действия подчиненных командиров, уяснить для самого себя, где и что было сделано не так. Напряженное до предела сознание обостряло чувства, заставляло по-новому взглянуть на то, что делал лично он и все его ближайшие помощники. Что-то теперь, задним числом, он хотел бы пересмотреть, виднее стали собственные промахи, отыскались упущения и у других. Да, они были! Но все же положа руку на сердце он с чистой совестью мог сказать, что не они обусловили такой итог Синявинской операции. К тому же и его добиться в тех неимоверно тяжелых боях значило тогда немало. Так оценивал командующий фронтом Синявинские сражения.
Так и доложил он Верховному Главнокомандующему. Активные боевые действия войск Волховского и Ленинградского фронтов надолго приковали внимание немецко-фашистского командования к северо-западному направлению. Оно, как выяснилось в ходе операции, перебросило сюда из Крыма дивизии 11-й немецкой армии генерал-фельдмаршала Манштейна. Противник понес огромные потери, в том числе около 60 тысяч человек только убитыми и пленными. По показаниям пленных, в ротах большинства дивизий осталось по 18–20 человек.
Все это, конечно, так. Однако когда докладывал, кошки скребли на сердце: намеченный прорыв не состоялся. Вопреки ожиданиям Сталин спокойно воспринял доклад командующего Волховским фронтом. Объяснить это следует не только тем, что тот был самокритичен и объективен в оценках, которые в целом совпадали с мнением Генштаба и Ставки. Верховный Главнокомандующий уже тогда знал гораздо больше, чем командующий фронтом, о намерениях и планах противника.
После войны исследователям стала известна исчерпывающая информация по этому вопросу. Она позволяет в полной мере оценить значение Синявинских боев для судьбы Ленинграда. Из опубликованных секретных документов следует, что гитлеровское командование, не ожидая исхода Сталинградской битвы, в июле 1942 года приступило к подготовке генерального штурма Ленинграда. Покончить с Ленинградом и его защитниками Гитлер поручил «специалисту» по штурмам Э. Манштейну. Поэтому он отменил переброску освободившейся в Крыму 11-й немецкой армии на Кубань и переадресовал ее на север, «чтобы занять Ленинград». Операция получила кодовое наименование «Нордлихт» («Северное сияние»).
В воспоминаниях Манштейна сказано, что план захвата Ленинграда «заключался в том, чтобы, используя вначале сильнейшее артиллерийское и авиационное воздействие на противника, прорвать силами трех корпусов его фронт южнее Ленинграда, продвинувшись при этом только до южной окраины самого города. После этого два корпуса должны были повернуть на восток, чтобы с ходу внезапно форсировать Неву юго-восточнее города. Они должны были уничтожить противника между рекой и Ладожским озером, перерезать путь подвоза через Ладожское озеро и вплотную охватить город кольцом также и с востока. В таком случае захвата города можно было бы добиться и без тяжелых уличных боев…»
23 августа 1942 года план штурма Ленинграда обсуждался в гитлеровской ставке. На нем Гитлер высказал предположение о том, что реальной мерой противодействия со стороны советского командования может быть «яростное наступление на Волховском фронте в районе Погостья и узкой горловины у Мги». И потребовал удержания занимаемых здесь позиций при любых обстоятельствах.
«Яростное наступление Волховского фронта», как мы теперь знаем, было предпринято Мерецковым гораздо раньше, чем предполагал Гитлер, – через три дня после упомянутого выше совещания.
Уже 27 августа Манштейн, по собственному признанию, вынужден был повернуть часть сил свой 11-й армии против Волховского фронта, а 4 сентября, когда войска Мерецкова расширили полосу наступления до 15–20 километров, разъяренный Гитлер потребовал от Манштейна без промедления бросить в сражение все, что имеется, и любой ценой предотвратить развал фронта 18-й армии генерала Линдемана…
Наш радиоперехват в те дни засек радиопереговоры, из которых следовало, что Манштейн прямо из своей автомашины по рации подвижного командного пункта приказывал командирам дивизий с ходу развертывать и вводить в бой подчиненные части, не допустить дальнейшего расширения прорыва советских войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119