– спросили у него.
– В здании Центрального телеграфа на улице Горького прекрасная студия. Это лучшее, что мы имеем.
На том и порешили. Но через день Пересыпкина вновь пригласили в ЦК и спросили:
– Можно ли организовать трансляцию речи товарища Сталина из Кремля?
– Можно. Но нужно провести некоторые работа.
– Ночи хватит? Учтите: выступление состоится завтра утром.
– Сделаем.
Сказать «сделаем» сейчас – это было бы обычным. Но в то время связисты не располагали такими техническими средствами, которые имеются в распоряжении современного радиовещания. Тогда эта задача была очень трудной. Нужно было оборудовать специальную комнату, подвести туда кабели, установить микрофоны и многое другое, опробовать стыковку всего этого с московской радиотрансляционной сетью, обеспечить прием речи Сталина радиовещательными станциями всей страны. И на все это были даны считанные часы.
Всю ночь напряженно трудились связисты. Разумеется, и Пересыпкину было не до сна: «Как там?» Большим усилием воли он заставил себя сосредоточиться на рассмотрении различных документов. В середине ночи послал в Кремль своего помощника. Вернувшись, тот доложил:
– Все идет как надо.
В пять часов утра Пересыпкин с диктором Левитаном были на месте.
– Все смонтировано и опробовано, – доложил руководитель работ…
Ровно в шесть утра в комнату вошел Сталин.
– Ну как, готово? – спросил он, поздоровавшись.
– Да, готово, товарищ Сталин. – Пересыпкин указал на небольшой столик с микрофоном, бутылкой боржоми и стаканами. – Здесь, товарищ Сталин.
Левитан объявил по радио о предстоящем выступлении Сталина. Неторопливо, но заметно волнуясь, Сталин начал свою речь. Пересыпкин, по сути, знал ее содержание: это были основные положения директивы СНК и ЦК ВКП(б) от 29 июня. Но то, что он слушал выступление Сталина не по радио, а непосредственно, в нескольких шагах от него, вызывало огромное нервное напряжение, еще более усиливало глубокую тревогу за судьбу Родины.
Объем работы стремительно возрастал. И не только по военной линии. Началась эвакуация промышленности из районов, находившихся под угрозой вражеского вторжения. Только за первые три месяца на восток страны переместилось 1300 крупных промышленных предприятий. Их нужно было связать со своими главками, а главки с наркоматами, которые вскоре тоже были эвакуированы и находились в новых местах. В последующие месяцы масштабы обеспечения тыла страны различными видами связи возросли еще больше.
Чрезвычайно сложным делом оказалась эвакуация самих учреждений связи. Созданная в Наркомате связи эвакуационная группа получила строгую инструкцию Пересыпкина: учреждения связи должны работать до последнего момента с тем, чтобы обеспечивать руководство всем процессом эвакуации, максимально использовать местную связь в интересах фронтовых войск. Поэтому эвакуация учреждений связи производилась поочередно: вначале вывозилось то, без чего можно было временно обойтись: запасная аппаратура, незадействованное оборудование телеграфов, телефонных станций и радиотрансляционных узлов, сами же учреждения связи эвакуировались, как правило, вместе с отходом советских войск.
Необходимо было решать сложные задачи, связанные с обеспечением связи в прифронтовой полосе, которая все ближе подходила к жизненно важным центрам страны. Разрушения вражеской авиацией узлов и линий связи превзошли самые мрачные предположения. Как эффективно организовать восстановительные работы? Ремонтно-восстановительные бригады с этой задачей справиться не могли. К тому же из-за призыва в армию на объектах связи становилось все меньше квалифицированных кадров.
В сознании Пересыпкина зрела, как он ее назвал, «дерзкая» идея: создать специальные воинские формирования – военно-восстановительные батальоны связи. «Дерзость» ее состояла в том, что эти батальоны, по замыслу Пересыпкина, должны были подчиняться штатскому Наркомату связи и им же комплектоваться. Последнее дало бы возможность сосредоточить в батальонах и использовать по специальности квалифицированные кадры связистов. Заместители Пересыпкина и другие руководящие работники наркомата горячо поддержали и во многом дополнили эту идею. Но для ее реализации необходимо было решение правительства.
Безотлагательно требовалось решить и другой замысел, связанный с обеспечением живучести Московского узла связи. Это было большое и сложное хозяйство: Центральный телеграф, центральная междугородная телефонная станция, несколько радиоцентров и радиовещательных станций, городские АТС, радиотрансляционные станции и многое другое. Словом, в Москве были сконцентрированы важнейшие узлы государственной и военной связи. И все они были весьма уязвимы с воздуха. После войны Пересыпкин прочитал в военном дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии Ф. Гальдера: «Значение Москвы как центрального узла русской системы связи. Если этот узел будет парализован, вся русская сеть связи окажется нарушенной». Но и тогда, в июле 1941 года, было ясно, что противник хорошо понимает значение Московского узла связи и предпримет все возможное, чтобы вывести его нз строя.
В какой-то мере сложившееся положение мог облегчить запасной узел связи, строительство которого было начато еще до войны. Пересыпкин всячески форсировал его сооружение. Но он мог лишь разгрузить Московский узел, но не заменить его в случае необходимости полностью. А такая необходимость становилась все более очевидной. Фронт приближался к Москве, а это многократно увеличивало возможность вражеской авиации:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119