«Где ты был, Олейников, когда я убивал на поляне в кругу костров своих друзей? Я ждал тебя тогда. Тебя или еще кого-нибудь, кто окажет мне помощь. Но очень скоро понял, что надеяться можно только на себя, и помощи ждать – только от себя. Остальное – ложь и пустота...»
Теперь надеяться на самого себя должен был уже Олейников. Иван уверен был, что и на этот раз сумеет обмануть Никитина с его охраной, хотя его и возбуждала мысль померяться силами с ФСБ.
– «Будет буря, мы поспорим и померимся мы с ней...» – бормотал он рассматривая купленные бумаги. – «Вы лучше лес рубите на гробы...» потому, что – «...мы поспорим и померимся мы с ней!» Где будет-то этот ваш мифический юбилей? О! Размахнулись, ребята! В театре на Таганке? Отлично! Давненько не бывал я в театре, я все больше – в цирке! В роли клоуна, развлекающего публику. Так что – не откажусь от серьезной драматической роли. Только боюсь, ребята, и на этот раз вся ваша затея обернется фарсом!
Иван посмотрел на число, на которое назначено празднование юбилея. Так, в запасе – три дня. Ну, что ж, Никитин, спасибо, что оставил время на подготовку... Готовиться придется серьезно.
Едва Иван представил, сколько фээсбэшного народа соберется на этот карнавал, устроенный в его честь, как тут же возникла привычная уже мысль о тротиле.
Взорвать все это сборище, да еще при этом развалить на хрен один из самых популярных московских театров было очень даже соблазнительно. Это будет шум не только на всю Москву, – на всю Россию! Иван представлял уже обломки красных стен театрального здания, которые останутся торчать на Таганской площади памятником ему, Ивану, победившему в соревновании с Никитиным. Можно арендовать самолет в одном из московских аэроклубов, хотя бы – в Тушино, загрузить его поплотнее взрывчаткой, хорошо бы – тонны полторы! – и назначенный час спикировать на это здание из красного кирпича, в котором соберутся фээсбэшники, поджидая Ивана. Он и нагрянет на этот праздничек!
Иван представил все это очень живо, почти реально увидя стремительно надвигающийся на него район Таганки, вырастающее перед глазами здание театра, и самое последнее – круглые глаза и выражение ужаса на лице случайного прохожего, не имеющего к ФСБ никакого отношения. Потом яркая вспышка перед глазами и – ощущение собственного небытия, если, конечно, такое ощущение возможно!
Но, посверкав перед глазами Ивана заманчивыми красками, эта картина стала постепенно меркнуть и скоро потеряла всю свою привлекательность. Людей, которые будут в это время находиться в здании театра, он не представлял себе, да и не хотел о них думать, но этот случайный прохожий, влезший в картину планируемой им катастрофы, мешал Ивану ощутить полное удовлетворение от той картины, что он только что представил...
«Опять какие-то случайные люди, которые смотрят на меня глазами кроликов, когда их убиваешь! – подумал с досадой Иван. – Их, оказывается, большинство в этом проклятом городе! Шагу ступить нельзя, чтобы кого-нибудь не зацепить! Да не хочу я вас убивать! Оставьте меня в покое! Я не с Москвой воюю, а только с генералом Никитиным!»
Мысль о взрыве была безнадежно испорчена. Случайные жертвы, да к тому же – силы ПВО, ведь полеты над Москвой запрещены, всякие там зенитки, истребители-перехватчики, которые могут расстрелять Ивана прямо в небе вместе с его тротилом – такая получается суета! Нет, нужно придумать что-нибудь попроще, без такого размаха, оставляющего на теле Москвы неизгладимые шрамы.
Иван и любил и ненавидел этот город в одно и то же время. Москва отняла у него все – и Надю, и ощущение собственной значимости в этой жизни, и всякие надежды на будущее. Но Иван знал, что в этом городе он мог бы жить спокойно и счастливо, если бы...
Если бы его жизнь сложилась по-другому. Или сам он был другим человеком.
Но был именно тем, кто он есть – бывшим киллером, убийцей, своими руками вырвавшим себя из Чечни, а затем – этими же руками разрушившим свою жизнь в Москве.
«Причем здесь Крестный? – горько подумал Иван. – Он лишь платил мне деньги за то, что я делал бы и сам! Сейчас никакого Крестного нет, а чем я занимаюсь? Убиваю по-прежнему...»
Но тут он снова вспомнил о Никитине и все сомнения вылетели из его головы. Нет, он обязательно убьет этого молодого выскочку Олейникова и тем – сначала унизит Никитина, а затем убьет и его. Может быть тогда ему удастся остановиться...
Иван принялся за рекогносцировку местности и изучение здания театра...
Раздобыть план внутренних помещений театра оказалось не столь сложно, стоило только обратиться в окружное архитектурное управление и представиться директором фирмы, собирающийся по договору с театром производить капитальный ремонт и реконструкцию здания. Едва он преподнес пожилой грустной женщине, инженеру-смотрителю, изящный, сделанный в форме улыбки флакончик духов «Сальвадор Дали» от имени фирмы с надеждой на тесное сотрудничество в оформлении всевозможных разрешений и согласований, как получил доступ к инженерно-эксплутационной документации по зданию театра на Таганке. Сделав ксерокопии нужных ему листов Иван тепло расстался со вновь почувствовавшей себя женщиной инженером-смотрителем и отправился разрабатывать операцию.
Задача была очень сложной, но – тем более интересной.
– Клюнуло, Никитин! Еще как клюнуло! – фамильярно ввалился в кабинет к генералу Герасимов с сообщением, что по данным оперативной службы, дезинформация до Ивана Марьева доведена.
Герасимов знал, когда можно фамильярничать с генералом, а когда делать это противопоказано для карьеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57