Военные преобладали в
государственном аппарате Аргентины с 1930 по 1982 год. За этот период
единственным гражданским правительством, пробывшим у власти полный срок,
был кабинет Хуана Перона. Долгие годы, за которые произошло шесть военных
переворотов, люди в военной форме вершили судьбы народа, а точнее - грабили
эту богатую минералами аграрную страну.
23 марта 1976 года привыкших ко всему жителей Буэнос-Айреса разбудил
лязг танковых гусениц. Но это не вызвало среди них паники. Такое уже
неоднократно случалось в аргентинской столице.
На сей раз к народу обратился генерал Хорхе Видела. Он разъяснил, что
массовая безработица, инфляция, достигающая восьмисот процентов, разгул
насилия "левых" вынудили военных взять власть в свои руки. Видела, захватив
радио и телецентры, внушал аргентинцам: "Поскольку все конституционные
механизмы исчерпали себя и стала очевидной невозможность восстановления
нормальных общественных процессов, вооруженные силы сочли необходимым
положить конец анархии, дестабилизирующей нацию. Новое правительство,
преисполненное глубокого национального духа, отвечает самым насущным
интересам страны и ее граждан".
В голосе генерала звучала решимость, что вселяло в народ Аргентины
скорее надежду, чем страх. С 1966 года в аграрных регионах страны
бесчинствовали "левые" партизанские формирования, грабя, убивая, похищая
людей, чиня злодеяния над гражданским населением. Страна неизбежно
скатывалась к анархии и хаосу, ведя бесконечную борьбу против партизанских
группировок, самой значительной из которых была так называемая Народная
революционная армия. Существует точка зрения, что если бы террористы не
создали в обществе атмосферу страха, в результате чего армии пришлось
покинуть свои казармы, пятнадцать тысяч невинных жертв могли бы спокойно
жить и по сей день. Но уставший от внутренних распрей народ горячо
приветствовал Виделу и его сторонников с их идеями о "процессе
национального возрождения".
Пока Видела вещал собственному народу и всему миру, что его
правительство будет уважать права человека, тайно формировалась машина
террора, которой вскоре суждено было обрушить беды и страдания на ничего не
подозревавших людей.
Офицерский корпус аргентинских вооруженных сил в собственных глазах был
элитной группой, неисполненной национального духа и гордости больше, чем
любой другой слой аргентинского общества. Многие офицеры охотно приняли
поручение руководить кампанией террора, развязанной для "перевоспитания"
соотечественников. Среди них оказался и Альфреде Астиз, которому была
уготована бесславная судьба палача, а имя его навсегда осталось вписанным в
одну из наиболее мрачных и постыдных страниц истории Аргентины.

Отряды смерти

Альфреде Астиз, лейтенант ВМС, сын богатых родителей, испил до дна
отравленную чашу, предложенную Виделой. Он безоговорочно поверил генералу,
когда тот заявил, что враги нации находятся в самой Аргентине. Со рвением и
энтузиазмом, достойным кардинала испанской инквизиции, он окунулся в
деятельность так называемой "военно-морской школы", которая под весьма
благопристойной вывеской учебного заведения на самом деле оказалась местом
экзекуций.
Сюда свозили тысячи "неблагонадежных", где их подвергали изуверским
пыткам, а затем увозили на смерть. Немногим удалось вернуться к родным и
близким. Такие центры пыток были организованы не только здесь. Армия, ВВС и
полиция преуспели в своем стремлении отличиться на ниве преследования
"внутренних врагов". Были сформированы карательные отряды. У каждого из них
было специальное место, оборудованное как "адский центр", куда сгонялись
диссиденты, которые, по мнению властей, разрушали аргентинский образ жизни
и национальные традиции.
Одна из немногих жертв, оставшаяся в живых после того, как побывала в
лапах Астиза и его людей, - беременная двадцатисемилетняя преподавательница
медицинского училища Исабель Гамба де Негротти. Ее схватили каратели, под
дулом пистолета погрузили в машину "фордфалькон" зеленого цвета - эта марка
впоследствии стала символом смерти - и доставили в здание военно-морского
инженерного училища. Молодая женщина так описывает свои страдания: "Едва
они ввели меня в комнату, как начали пинать ногами и бить по голове. Затем
они раздели меня и стали бить чем-то резиновым по ногам, ягодицам и плечам.
Это продолжалось очень долго, я несколько раз падала, но они заставляли
меня всякий раз подниматься и стоять опираясь о стол... Они оскорбляли
меня, требуя рассказать о людях, о которых я ничего не знала, и о вещах, о
которых я не имела понятия.
Я умоляла их оставить меня в покое, чтобы у меня не было выкидыша. Мне
было так больно, что не было сил говорить. Они начали пытать меня
электротоком, поднося провода к груди, бедрам и подмышкам. При этом не
переставали допрашивать. Затем начали вводить провода во влагалище, а чтобы
не было слышно моего крика, зажали рот подушкой. Кто-то громко позвал
полковника. Тот пришел и велел увеличивать напряжение, пока я не заговорю,
но я даже не знала, о чем я должна была говорить. Они продолжали поливать
меня водой и мучить электротоком. Через два дня у меня случился выкидыш".
Офицерам хунты повсюду мерещились враги. Эта подозрительность принимала
форму паранойи, что явственно прослеживается в комментарии командира пятого
армейского корпуса генерала Аделя Виласа, высказанном через несколько
месяцев после начала "процесса":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136