Его величество повернулся ко мне:
— Шнеллер, если эту сцену написал Гольдони, то он окажется на виселице, как только пересечет границу Саксонии. Или это твои проделки? Отвечай!
Я был готов к такому повороту событий.
— Простите, ваше величество! Это единственная сцена в спектакле, которую написал я. Господин фон Брюль не умеет смеяться над собой. Но другие должны иметь на это право. Разве вы не придерживаетесь того же мнения?
— Моему шуту палец в рот не клади! — ответил курфюрст, рассмеявшись.
Он встал, продолжая улыбаться, и зааплодировал. Зал тут же взорвался аплодисментами. Это была овация, какой я еще не слышал. Когда актеры второй раз вышли на сцену, поднялся даже фон Брюль в своей ложе. И тоже захлопал. А что ему оставалось? Я выставил-таки его на посмешище. Ему надо было сохранить лицо.
Господин вновь занял свое место, повернулся ко мне и проговорил так, чтобы никто не слышал:
— Берегись теперь премьер-министра. Он никогда не простит тебе этого!
Итак, я попал в точку. Так уколоть фон Брюля. Да еще перед всем двором!
После спектакля все вышли на дворцовую площадь. Здесь уже вовсю развернулось праздничное гулянье. Гудела ярмарка. Торговцы и зазывалы, знахари и аптекари, фокусники и дрессировщики развлекали публику как мог ли. На торжество прибыло много людей. В гостиницах города не было свободных мест. Часовые на городских воротах насчитали больше десяти тысяч человек приезжих. Ужин, который сопровождался музыкой в исполнении королевской капеллы, был великолепен. Затем все переоделись для заключительного маскарада. В один из залов дворца был допущен народ что поприличнее. Придворные тоже на некоторое время задерживались в этом зале. Его величество, однако, сразу проследовал в парадный зал, где начинался королевский бал. Я заметил, что господин слегка нервничает, и, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей, напомнил ему, что приготовил грандиозный фейерверк в его честь. Но курфюрст, казалось, даже не услышал моих слов. Через несколько минут после того, как курфюрст появился в зале, к нему неожиданно подошел генерал фон Фельдкирх. Рядом находилась некая молодая особа, которую я встречал раньше, но никогда не видел при дворе. Это насторожило меня. Но время удивиться еще сильнее пришло через минуту.
— Ваше величество, — произнес генерал, — имею честь представить вам фройляйн Элеонору Вильденхайн, с которой вы желали познакомиться.
Я окаменел. Дочь купца Вильденхайна при дворе! И мне ничего не известно об этом! Я огляделся. Все взгляды были направлены на нас. Курфюрст проводил даму к столу со сладостями. Коротким жестом он дал мне понять, чтобы я не подходил к ним, оставаясь в стороне. Я стоял, поджав хвост, как побитая собака. Фон Брюль улыбался так широко, что, казалось, он скалит зубы. Я вспомнил, что мне сказала Юта. Мне стало страшно. Потом мне рассказали, что весь этот спектакль был разыгран фон Брюлем.
Несколькими часами позже я одиноко стоял на улице, рассматривая огни фейерверка. Мне было очень плохо. Подойти этой ночью к курфюрсту мне больше не удалось.
8 февраля 1755 г.
Самое страшное все-таки произошло! Теперь я уже могу это утверждать. Сегодня во второй половине дня, вернувшись домой после верховой прогулки с золотых дел мастером — мы перекусили и выпили пару добрых бутылок вина, — я застал своего слугу в полной растерянности. Он доложил, что вот уже два часа в гостиной меня ожидает некто господин Герлах, один из секретарей фон Брюля. Он якобы имеет какое-то поручение относительно меня от самого премьер-министра, и выпроводить его из дома никак не удается. Я прошел на второй этаж, зашел в гостиную, но Герлаха там не обнаружил. В задумчивости я остановился посреди комнаты и тут же услышал какой-то шорох. Он явно доносился из моего рабочего кабинета. Я осторожно приоткрыл дверь в кабинет. Этот господин стоял рядом с письменным столом и листал мои бумаги. При этом я успел заметить, что секретный ящик стола был открыт. В этом ящике хранятся мои дневники и папка с секретными финансовыми документами. Я испугался. И дневник, и эта папка лежали на столе и были открыты. Медленно и осторожно я начал приближаться к нему, стараясь оставаться незамеченным. Но одна из половиц скрипнула. Герлах резко обернулся.
— Кто позволил вам копаться в моих бумагах? — спросил я, не скрывая ненависти. — Что вы здесь ищете?
Господин секретарь положил бумаги на место и с напускным спокойствием направился мне навстречу.
— Очень интересно было почитать ваши мемуары, господин придворный шут. Так вы утверждаете, что мне нечего здесь искать? Вы сильно заблуждаетесь. Первый министр должен знать все. У него везде должны быть глаза, чтобы видеть, кто и когда затевает что-то против его королевского величества. А ваше поведение говорит о том, что вы что-то замышляете. В этом я убедился еще раз, читая ваши бумаги. Теперь я обязательно доложу обо всем господину фон Брюлю.
Я в растерянности стоял посреди кабинета. Про Герлаха ходят слухи, что у него феноменальная память. Этот человек не забывает ни одной увиденной цифры или буквы. Если цифры в моих тайных счетах сравнить с документами, хранящимися в казначействе, то слишком многое станет явным. Я уже не говорю о непочтительных замечаниях в адрес фон Брюля и самого курфюрста, которые Герлах наверняка успел прочитать. А мои записи о встрече с Ютой! Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в моей голове, пока Герлах шел к дверям. Я следил за ним и не знал, что предпринять. Неожиданно мой взгляд упал на шутовской жезл, висевший возле двери. Я не раздумывал более ни секунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82