– Спит? – повторил Мэтт. – Хоуп, что случилось?
Хоуп отвела мужа на кухню и шепотом, чтобы не услышали дети, обо всем ему рассказала.
– О боже… – пробормотал потрясенный Мэтт. – Хоуп, это ужасно! – Он обнял жену и нежно поцеловал в макушку. – Ты в порядке?
Тут Хоуп дала себе волю и расплакалась.
– Все хорошо, дорогая. – Мэтт не знал, чем утешить жену. – Я с тобой. Даже если случится худшее, у тебя еще останутся дети и я…
– Знаю, – всхлипнула, Хоуп, уткнувшись в его джинсовую курт­ку. – Но смерти Сэм я не переживу!
В одиннадцать утра Хоуп разбудила сестру, войдя в спальню с подносом, на котором стояли кофейник, кувшин со свежим апель­синовым соком, яйцо от собственной курицы, местный ржаной хлеб, домашнее масло и джем из крыжовника.
– Неужели я так долго спала? – удивленно спросила Сэм, сев на кровати.
– Ты очень устала, – сказала Хоуп и поставила ей на колени поднос. – Ешь. Тебе нужно как следует питаться.
– Да, мамочка, – пошутила Сэм. Хоуп улыбнулась.
– Ну, значит, ты пошла на поправку, если снова начала драз­нить меня.
– Просто тебя слишком легко дразнить, – с любовью сказала Сэм. – Ты всегда была ужасно бесхитростная. И добрая. Спаси­бо за то, что ты заботишься обо мне.
– Это только начало, – улыбнулась Хоуп. – Консультант при­мет тебя через три дня, и я полечу с тобой.
Сэм молча взяла руку сестры, и ее глаза наполнились слезами.
– Ешь, – снова бодро сказала Хоуп. – А когда закончишь, мы с тобой погуляем. Тебе нужен свежий воздух.
– А как же дети? Кстати, где они?
– Утром Мэтт отвез их в ясли, так что мы с тобой сможем по­быть вдвоем. Ешь, лентяйка!
Стоял прекрасный февральский день, бледное солнце золоти­ло голые ветки деревьев. Хоуп и Сэм шли по проселку, наслажда­ясь редким зимним теплом.
– Извини, что я свалилась на тебя, как снег на голову, – ска­зала Сэм, засунув руки в карманы легкого анорака, позаимство­ванного у Хоуп. – Мне нужно было остаться дома и не причи­нять тебе хлопот. Я должна была сама переменить дату приема.
– Не говори глупостей. Ты поступила совершенно правильно. Куда еще ты могла поехать?
Сэм грустно кивнула:
– Да, верно. Куда бы еще я могла поехать? Никуда.
Хоуп была готова откусить себе язык. Вчера вечером во время слезной исповеди Сэм ей стало ясно, что у сестры уже давно ни­кого нет. Хоуп стало стыдно за то, что она верила байкам Сэм. Она должна была понять, что сестра одинока и просто притворя­ется довольной жизнью.
Они выбрались на шоссе и некоторое время шли молча. Потом Сэм ни с того ни с сего сказала:
– Когда мама и папа умерли, они были намного младше нас нынешних. Маме было двадцать девять. Я все еще помню запах ее духов, хотя никогда не знала их названия. Однажды в Париже я провела целый день в парфюмерном магазине, нюхая все подряд, но так и не нашла ничего похожего. Ты не помнишь, как они на­зывались?
Хоуп покачала головой:
– Нет. Я вообще ничего о них не помню… – Она призналась в этом впервые в жизни. Когда погибли их родители, ей было всего три года, а Сэм шесть.
– Ты никогда не говорила этого, – удивилась Сэм. Хоуп пожала плечами:
– Когда мы были маленькими и ты спрашивала меня, помню ли я запах маминых духов и песенки, которые она пела нам перед сном, я говорила «да», потому что думала, что так надо. Я боя­лась, ты будешь сердиться на меня за то, что я забыла их.
– Извини, – снова сказала Сэм, чувствуя знакомое жжение в глазах. Теперь она плакала по всякому поводу и злилась на себя за эту слабость.– Я хотела, чтобы мы помнили все, потому что тетя Рут вообще не хотела говорить о них. Она всегда меняла тему, едва я заговаривала о маме.
– Тетя не хотела ничего плохого, – возразила Хоуп. – Просто она совершенно не понимала детей и думала, что для нас будет лучше, если мы их забудем. Что если мы никогда не будем гово­рить о них, то быстрее придем в себя. Конечно, это было совер­шенно неправильно.
Сестры помолчали, вспоминая высокий и тихий старомодный дом в Виндзоре, где детям не разрешалось смеяться, чтобы не беспокоить дам, игравших в гостиной в бридж.
– Она не так уж плохо заботилась о нас, – заметила Хоуп.
– Не так уж. Теперь я понимаю, что для нее, наверное, это было настоящим кошмаром. Нелегко старой деве воспитывать двух маленьких детей.
Рядом с ними остановилась новенькая красная машина.
– Хелло-о! – пропела Дельфина, опуская стекло. – Привет, Хоуп! А вы, должно быть, Сэм? Рада познакомиться с вами. О гос­поди, – добавила она, – за милю видно, что вы сестры. Вы так похожи!
Сэм и Хоуп удивленно посмотрели друг на друга.
– До сих пор этого никто не замечал, – сказала Сэм.
– Значит, во всем виноваты мои кельтские предки, – расплы­лась в улыбке Дельфина. – Я ведь немного экстрасенс и чувст­вую кое-что, чего другие не ощущают. Вы придете сегодня в клуб макраме? – спросила она, , ;
– Вообще-то я собиралась, но у меня Сэм… – Хоуп осеклась.
– И думать не смейте! – решительно заявила Дельфина. – Сэм придет с вами.
– Я не хочу быть незваным гостем, – пробормотала Сэм, ис­пуганная мыслью о том, что испортит кому-то вечер. – Я пре­красно могу посидеть дома…
Дельфина подняла глаза к небу.
– Ну и парочка! Хотите перещеголять друг друга в деликат­ности? Так вот, я вас официально приглашаю, Сэм. Мы уже сто лет не встречались. Это будет настоящая бомба! Мэри-Кейт за­паслась водкой и смешала свой потрясающий мартини. Если вы не придете, мы перепьемся, и завтра в поселке объявят траур, по­тому что единственный фармацевт Редлайона будет мучиться по­хмельем. Пока-а!
Она нажала на педаль газа и умчалась. Сестры переглянулись и рассмеялись.
– Она прелесть, – сказала Сэм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154