Вирджиния осторожно сняла с клюшки замшевый чехол, по­гладила полированную ручку и вспомнила, как радовался муж, когда купил ее.
– Что значит век высоких технологий! – серьезно сказал он в ту памятную апрельскую субботу восемнадцать месяцев назад. А потом объяснил, что его старая клюшка относилась к девятой категории, в то время как новая – к одиннадцатой с половиной.
– А ты уверен, что это лучше? – лукаво спросила Вирджиния, заваривая чай.
– Это почти совершенство! – Билл готов был пуститься в объ­яснения, но вовремя заметил ее улыбку и махнул рукой. – Ладно, что с тобой говорить? А между прочим, некоторые жены разделя­ют интересы своих мужей!
– Да, а некоторые мужья иногда бывают дома, – парировала она. – Если сегодня ты не вернешься к восьми вечера, я заведу любовника. Что ты на это скажешь?
Билл сделал вид, что задумался. Он склонил седую голову набок и прищурил карие глаза.
– Не могла бы ты завести интрижку с профессиональным иг­роком в гольф? Он мог бы бесплатно давать мне уроки.
– Значит, договорились, – улыбнулась Вирджиния. – Хо­чешь печенья?
Но в тот вечер Билл не вернулся к восьми часам. Он не вернул­ся вообще. Разбился в машине, возвращаясь из клуба, до которо­го было двадцать минут езды. При этом уцелели только клюшки, лежавшие в багажнике. Вся передняя часть автомобиля превра­тилась в лепешку, как и ее обожаемый Билл. Но он не почувство­вал боли, потому что еще до того умер от обширного инфаркта. Так сказали врачи. Как будто это что-то меняло.
Полицейские вернули Вирджинии клюшки. Решили, что это будет ей приятно. Вирджиния в сердцах швырнула их в гараж, потому что должна была выместить на чем-то свой гнев. Она зады­халась от невыносимой боли, и кто-то или что-то непременно должно было пострадать. Более подходящего кандидата на роль жертвы под рукой не оказалось.
К счастью, все три их сына к тому времени были уже взрослы­ми. Они держались молодцами и взяли похороны на себя, потому что мать была на это не способна. Впервые в жизни умная и умею­щая держать себя в руках Вирджиния Коннелл развалилась на части. Эта женщина, славившаяся своим печеньем и фантасти­ческими бифштексами, такими нежными, что их можно было резать ложкой, теперь не могла даже заварить чай. Потрясенные люди звонили по телефону и выражали соболезнования, но она их почти не слышала.
По утрам Вирджиния не могла решить, что ей надеть. И даже за­бывала чистить зубы. Она перестала причесываться, и седые пряди уныло висели вдоль ее серого лица. Через три месяца после смерти Билла средний сын Лоренс, пораженный состоянием матери, повез ее в парикмахерскую.
– Я не могу туда войти, – просто сказала Вирджиния, когда они добрались до Клонтарфа. – Да и зачем? Лоренс только руками развел.
В довершение беды через месяц после похорон попал под ма­шину ее любимый спаниель Оскар. Раньше песик прижимался к ней бархатным тельцем и лизал хозяйке руки. Оставшись без свое­го последнего утешения, Вирджиния окончательно утратила ин-терес к окружающему.
Она помнила слова матери о том, что время – лучший лекарь, но не могла с ними согласиться. Время не лечит, а замораживает, как анестезия. Боль становится терпимой, но так и не проходит. Она никогда не имела дела с банками и страховыми компания­ми – этим занимался Билл. Вирджиния поняла, как много он де­лал, когда из почтового ящика выпала гора счетов и извещений. Она часто шутила, что мужу повезло: он возвращался в чисто уб­ранный дом, где холодильник набит продуктами, в шкафу висят глаженые рубашки, а в ванной есть зубная паста. Теперь стало ясно, что Билл делал для нее не меньше. Она никогда не видела счета за электричество и не заполняла анкеты для банка. Ей чуть не отключили телефон, потому что первые полгода Вирджиния не глядя сметала все письма с напористыми требованиями банка, страховой компании или адвокатской конторы в ящик стола. Ирония судьбы заключалась в том, что благодаря огромному страховому полису Билла она осталась богатой вдовой. Муж заботился о ней даже мертвый. Но деньги не могли облегчить боль от душевной травмы, вызванной его внезапной смертью.
Когда через полгода после смерти отца Лоренс понял, что про­исходит, он чуть не упал в обморок.
– Мама, так нельзя, – пробормотал он, уставившись на груду вскрытых конвертов с письмами на официальных бланках.
Вирджиния равнодушно пожала плечами:
– Почему? Это больше не имеет смысла. – И тут в ее глазах блеснул гнев. – Да и что они могут мне сделать? Твой отец мертв! Худшее из всего, что могло случиться, уже случилось. Думаешь, я стану возражать, если меня посадят в тюрьму за то, что я не заяви­ла, что больше не имею права на налоговые льготы для замуж­них?
В годовщину смерти мужа Вирджиния после долгого перерыва испекла ячменные лепешки. В Клонтарф приехали сыновья, а в доме было хоть шаром покати. Мальчики ели лепешки и улыба­лись, довольные тем, что мать наконец пришла в себя. Вирджи­нию удивило, как легко она вернулась к роли гостеприимной хо­зяйки. Во всяком случае, внешне.
Иногда она думала о том, как бы вел себя Билл, если бы умерла она, а не он? Стал бы он вот так оплакивать ее, целиком отдав­шись горю и потеряв интерес к окружающему? Восемь месяцев назад родилась их первая внучка Элисон. Старший сын Вирджи­нии Доминик и его жена Салли буквально тряслись над девоч­кой. Вирджиния стала ее крестной и сумела во время обряда не проронить ни слезинки, хотя была готова заплакать, думая о том, как бы она была счастлива, если бы Билл был рядом.
– Мама, он с тобой, – сказал чувствительный Лоренс. – Па­па по-прежнему здесь и следит за тобой сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154