Женщина стала ловко поить ее, не пролив при этом ни капли драгоценной влаги. Дэлия сомкнула губы, задержав воду во рту, затем медленно проглотила ее. Она почти задыхалась от удовольствия. Вода была теплой, илистой, с привкусом затхлости, но все же это была вода. Чудесная, драгоценная, живительная влага, которая показалась ей вкуснее, чем самая дорогая минеральная или родниковая вода.
Она открыла рот в ожидании второго глотка, но женщина отрицательно покачала головой и поставила бурдюк вниз. Дэлия отвела глаза, почувствовав вдруг смущение из-за проявленной ею жадности. Она должна быть признательна за полученный глоток воды, и ей следует подождать, пока предложат другой, а не выпрашивать его. Для бедуинов вода дороже золота.
– Шукран, – хрипловатым голосом проговорила она, поднимая глаза и благодаря женщину.
Женщина просияла, услышав, что к ней обращаются на арабском.
– Мин федлак, – умоляюще проговорила Дэлия на языке, который она учила много лет назад и помнила довольно смутно. – Пожалуйста, добрый друг. Веревки причиняют мне боль. Не могли бы вы развязать меня?
Приглушенный чадрой голос женщины звучал мягко и сочувственно:
– Нет, нет, мы не можем этого сделать, госпожа, – ответила она.
В глазах Дэлии стояла мольба.
– Но тогда не можете ли вы, по крайней мере, сказать мне, где мы находимся?
– Нет, нет. Очень сожалеем, очень сожалеем. – В глазах женщины промелькнул страх, она покачала головой и помогла Дэлии лечь обратно, осторожно подоткнув со всех сторон колючее одеяло. – Очень сожалеем, – искренне повторила она. – Скоро мы принесем вам еще воды и вареной баранины. Очень сожалеем…
С этими словами женщина подхватила керосиновую лампу, и все трое поспешно попятились к выходу из палатки и, приподняв полог, бесшумно выскользнули в черную ночь.
Дэлия содрогнулась. Как жаль, что она успела увидеть, какая темная стоит ночь. Снаружи было совершено темно, такой кромешной темноты ей прежде никогда не доводилось видеть.
Она устало уронила голову на устилавшую пол кошму из козьей шерсти. Затем закрыла глаза.
Надо постараться снова заснуть.
Прошло восемнадцать часов.
Квартира на улице Хаяркон по-прежнему была празднично убрана – никто не потрудился снять украшения, а плакат с надписью: «Добро пожаловать домой, Дэлия!», казалось, насмехался над ее отсутствием. Внизу под ним беспокойно расхаживал Дэни, и от создаваемого им движения воздуха плакат шевелился.
Тамара с серым лицом и полными слез глазами сидела в кресле с подголовником, чувствуя себя совершенно разбитой. Сисси и Ари, прижавшись друг к другу и держась за руки, сидели на кушетке, обитой цветастым ситцем. На их белых как полотно лицах застыло напряженное и измученное выражение. Шмария, чей гнев разросся до совершенно немыслимых размеров, топал по комнате, тяжело припадая на искусственную ногу.
– Клянусь Богом, это наша вина, черт возьми! – бушевал старик. Он с таким грохотом ударил кулаком по серванту, что все подпрыгнули. Их нервы, и без того натянутые, были настолько расшатаны из-за напряжения и недосыпания, что в любую минуту все они могли сорваться. – Эти затишья между войнами сделали нас такими самодовольными, что мы ужасаемся, когда происходит нечто подобное! Знаете, что я вам скажу, мы заслуживаем всех бомб, и пуль, и похищений, если не станем лучше защищать себя! Но как мы можем сделать это, – продолжал он, оседлав своего любимого конька, – когда Neturei Karta, будь прокляты их ортодоксальные души, отказываются даже признать Израильское государство? Я спрашиваю вас! Они желают жить здесь как евреи, извлекая из своего положения максимальную пользу, но станут ли они жить здесь в качестве граждан Израиля? Нет! Они не желают даже признавать Израиль в качестве суверенного государства! Так как же мы можем ожидать, что будем в состоянии отразить наших внешних врагов, если мы сами разрываем себя изнутри? – Он покачал головой, вновь и вновь ударяя кулаком по серванту.
Трое незнакомцев, находящихся в комнате, двое – из Шин Бет, и третий, некий мистер Кан, которого из-за его невозмутимости и вкрадчивой манеры поведения подозревали в принадлежности к Моссад, не обратили никакого внимания на тираду старика и спокойно продолжали подсоединять магнитофоны к телефонной линии, установив два параллельных телефона для прослушивания входящих звонков.
Начав, Шмария уже не мог остановиться:
– Сколько раз я пытался вдолбить этим тупоголовым идиотам в кнессете, что, если мы не будем постоянно выступать объединенным…
– Господи, отец, сделай милость, замолчи! – несчастным голосом воскликнула Тамара. Ее лежащие на коленях руки беспрестанно двигались. – Мы и без того нервничаем, а тут еще ты разошелся! Нам сейчас вовсе не до твоих лекций о том, что мы могли сделать и что должны были сделать, чтобы предотвратить все это! Если ты не перестанешь заниматься пустословием, бесноваться и размахивать кулаками, я просто закричу! – Ее голос неожиданно надломился. – Я не понимаю, почему кто-то может захотеть причинить зло моей дорогой, любимой Дэлии, знаю только, что она исчезла, а она мне так нужна. Она так мне нужна. – Тамара с такой силой прикусила губу, что на ней выступила капля крови. Затем закрыла лицо руками и разрыдалась. Вытерев глаза носовым платком, она продолжила: – Просто… если бы нам хотя бы что-то было известно, требования выкупа… что угодно… если бы мы получили хоть какое-то известие! Ведь так всегда бывает в таких случаях, правда? – Она повернула голову в сторону, интуитивно и безошибочно адресуя свой вопрос Кану, хотя сама не знала, почему выбрала именно его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138