Помолчав, она сказала:
– Идите отдыхать. Я пошлю Армора в полицию.
– Я поговорил по душам с двумя полицейскими, но они только развели руками.
Ничего не услышав в ответ, он хотел было уйти, но, едва достиг двери, Розина окликнула его:
– Мануэль! Как вы думаете, она могла броситься в реку?
Он так и остался стоять к ней спиной, с опущенной головой. Она облекла в слова мысль, не дававшую ему покоя всю ночь, пока он метался по набережной. Ее вопрос был для него как удар под дых – он почувствовал настоящую боль. Госпоже полагалось отвечать. Он не мог поделиться с ней своими опасениями, поэтому ответил вопросом на вопрос:
– К кому бы она могла направиться, мадам?
Розине не потребовалось времени на размышление, она сразу покачала головой. Ни к кому! За воротами имения Аннабелла не знала ни души, не считая семейства в Дарэме. Туда она не кинулась бы ни за что на свете. Почти всю жизнь она провела в изоляции, как в монастыре. Розина знала, что винить в этом можно одну ее. Это она превратила ребенка в свою собственность, не давала общаться с хорошими соседскими семьями, которые, имея сыновей, с радостью раскрыли бы ей объятия. Но она была полна решимости сохранить ее для себя… и для Стивена. Нет, за воротами не было ни единой души, чтобы пригреть ее, кроме женщины, произведшей ее на свет.
О, если бы она не помчалась накануне в Дарэм! Но, даже узрев набранное черным по белому газетное объявление, она не могла поверить, что это не ошибка. Она готова была поклясться, что Стивен человек чести и не стал бы так жестоко играть с чувствами Аннабеллы. Что ж, она узнала, что его поведение не было жестокой игрой.
По дороге домой она твердила себе, что не принадлежит этим временам, что ей следовало бы жить в старину, в эпоху рыцарей с высокими помыслами. Как провести различие между знаками любовного внимания и проявлениями братских чувств?
Она пребывала в задумчивости несколько минут и лишь потом спохватилась, что Мануэль удалился. К ней подошла Элис и сказала:
– Вам бы поесть. У вас со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было. Я только что из парка. Госпожа хотела бы немедленно увидеться с вами.
Розина ответила не сразу. Отойдя к окну, она посмотрела на пустынную аллею и молвила:
– Я не покину Дом, пока не получу об Аннабелле вестей. Передайте это моей матери.
Элис уставилась на хозяйку. Впервые эта примерная дочь не подчинилась матери, чьи просьбы всегда были равнозначны приказу.
Розина почти весь день просидела у окна и встала, лишь когда на аллее появились конные полисмены. Они не сообщили ничего нового, только расспросили о подробностях. Старший подивился на бледную даму, холодно осведомившуюся, не могла ли ее дочь утопиться. Он не сразу нашелся, что ответить.
– В этом случае ее бы уже выбросило на берег ночным приливом.
Легрендж возвратился домой по прошествии двух суток. Об этом задремавшей Розине сообщила Элис. Розина встрепенулась в кресле, в котором провела две ночи подряд, и потребовала мокрое полотенце.
Элис принесла тазик с холодной водой и подала госпоже пахнущее одеколоном полотенце. При этом она говорила дрожащим голосом:
– Осторожнее, вы сейчас не в том состоянии, чтобы с ним спорить. Вы уже несколько дней ничего не едите! Позвольте, я вас сперва накормлю.
– Для этого будет время потом.
– В таком случае, хотя бы переоденьтесь.
– Нет, Элис. Сперва покончим со всем этим, а потом я прилягу и отдохну. – Она сделала упор на последнем слове. Пока она вытирала лицо, Элис наспех причесала ее.
Медленно поднявшись, Розина сказала:
– Он, наверное, уже получил мое сообщение. И будет здесь с минуты на минуту. Вам лучше уйти.
Элис нехотя удалилась. Ей больше, чем когда-либо, хотелось сейчас остаться с госпожой, потому что слова, которые той предстояло произнести, обязательно принудят дьявола показать свое нутро…
Однако Легрендж появился у жены только через полчаса. Ему хватило одного взгляда на нее, чтобы уловить происшедшую с ней перемену. Она была по-прежнему бледна, но глаза ее горели. Было ясно, что она настроена не давать ему спуску. Розина утратила былое спокойствие, всегда сводившее его с ума; он еще не мог определить, что именно произошло, но знал, что никогда прежде не видел жену такой.
Сам он чувствовал себя отвратительно. Два дня и две ночи подряд он пил, не просыхая, и почти не спал, но сейчас был достаточно трезв, чтобы ненавидеть себя за то, что открыл Аннабелле тайну ее рождения. Его беспокоила не реакция на это жены, а пропасть, разверзшаяся между ним и дочерью.
Голосом, больше похожим на хрип, Розина сказала нечто, заставившее его содрогнуться:
– Ты читал свежую газету? Ее, должно быть, уже доставили. Говорят, что тело должно было выбросить приливом.
– Что ты болтаешь, женщина? Чье тело? – Он еще договаривал свой вопрос, а его уже обуял страх, от которого перехватило дыхание.
– Чье тело? О чьем еще теле я могу говорить, кроме тела Аннабеллы?
Он побелел и уставился на нее.
– Что случилось?!
– Ты не знаешь? Конечно, где тебе знать! Ведь ты был занят своим обычным делом – развлечениями. Изволь же вспомнить: ты посоветовал Аннабелле уйти к ее матери. Она так и поступила. Она бросилась к матери, прямо на Крейн-стрит. Это, положим, тебя не удивляет, но дальнейшее наверняка удивит: я тоже побывала у ее матери, в доме на Крейн-стрит. – Она помолчала, позволяя ему как следует налиться багровой краской. – Но я опоздала и не застала там Аннабеллу. Она познакомилась с родной матерью и еще кое с кем.
Розина отошла от окна и приблизилась к мужу. Оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки, она посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122