Не беда, повожусь с ними часок-другой, – он кивнул в сторону лошадей, – и приду в себя.
– Значит, вы привыкли к лошадям, а не к ирландским ослам?
Мануэль перестал улыбаться и с вызовом ответил:
– Не только к ирландским ослам.
– Ирландцы, которые сюда заглядывают, любят болтать про лошадей, но сами не видели ничего, кроме своих сопливых ослов. Вы – дело другое. – Армор забыл про высокомерие и одобрительно посматривал на Мануэля. – Вы бы не остановили вчера эту пару, если бы у вас не было хватки. – Он зашагал вдоль стойл. – Диннинг и Герон начинают с уборки навоза, а потом приносят воду с реки. Тут есть и колодец, и ручей, но в них вода для лошадей холодновата. У нас все взвешивается: рубленая солома, овес, ячмень, соль. Потом я вам покажу, как это делается. Фэрайл, Красотка и Сэнди, – он указал на три соседних стойла, – выводятся на прогулку между шестью и семью часами. Потом их обтирают соломой, чистят, выносят за ними навоз. Мне давно был нужен еще один человек, так что вы появились как раз вовремя. С шестью лошадьми и двумя каретами дел хватает всю неделю, с утра до вечера. Хозяин особенно придирчив к лошадям. Он способен швырнуть в конюха щеткой и устроить разнос, если что-то не так с лошадью или с каретой. Вот это Фэрайл, вы видели его вчера под хозяином; это – Честер, его и Сэнди вы остановили на заводе. Вот этого строптивца, с которым вы уже нашли общий язык, величают Диззи.
Мануэль послушно шел за Джорджем Армором по конюшне, прислушиваясь к каждому слову и все впитывая. Его интересовало буквально все, что касалось лошадей.
В девять утра он впервые явился на кухню завтракать. На него уставились все, особенно женщины. Во главе стола восседала кухарка, справа от нее сидела вся женская прислуга в количестве семи человек. Помощницы по кухне и судомойки прислуживали за столом, дожидаясь, пока поедят остальные. Справа от кухарки сидели семеро мужчин, причем двое конюхов замыкали цепочку, а между ними и Джорджем Армором было оставлено свободное место. Мануэль появился на кухне последним, так как долго мылся, и Армор поманил его на пустующее место.
С ним никто не заговорил, но женщины, включая самую молоденькую, Фанни Пирс, стреляли в него глазами и хихикали, пока кухарка не призвала их к порядку. Мужчины переговаривались между собой, но никто за столом не остался равнодушен к появлению крупного молодого человека чужеземной наружности, которого хозяин подобрал на ночь глядя, всего в крови, и назначил новым конюхом.
Когда Мануэль, покончив с едой, встал и объявил, ни к кому конкретно не обращаясь: «Я пошел», – все проводили его удивленными взглядами. Здесь было принято посидеть за столом еще минут пять, судача о домашних делах и любопытных новостях; новичка они не прочь были бы расспросить о месте, где он служил прежде, об условиях прежней службы и так далее.
Ривз, первый лакей, держался в кухне высокомерно и был поэтому разозлен: новичок сразу начал корчить из себя важную шишку, имеющую влияние. Ривз решил указать ему на его истинное место в иерархии усадьбы. Глядя на Армора, он пробурчал:
– Вам следовало бы предупредить его, как у нас все заведено. Если этого не сделаете вы, то придется мне.
На это Армор ответил холодно, так как в своей области не считал себя подчиненным Ривза:
– Он сам все узнает в свое время. Прежде чем вы наделаете глупостей, вспомните, что его выбрал сам хозяин. Да будет вам известно, раньше он работал у него на стекольном заводе. – Финал был еще более веским: – Если кто-то и станет что-то ему выговаривать, так только я.
После этого кучер тоже вышел из-за стола. Оставшиеся переглянулись, и женщины в один голос воскликнули:
– Вы только подумайте!
Мужчины принялись обсуждать новичка и сошлись во мнении, что он не придется ко двору. Пускай его и выбрал сам хозяин, в нем все равно чувствуется гонор.
В 10.30 утра Легрендж привел Аннабеллу на конюшню. Мануэль как раз выводил из стойла оседланного Диззи, и Легрендж, взглянув на него с одобрением, позвал:
– Пойди сюда!
Тон был приказным, однако Мануэль, придержав коня, остался на месте.
– Лучше я верну его в стойло, – молвил он и нехотя добавил: – Сэр.
Мануэль отвернулся. Легрендж повторил тем же тоном:
– Нет, выводи.
Было бы куда проще самому подойти к коню и новому конюху, однако об этом не могло быть и речи. Важно было дать новичку понять, что ему придется, хотя бы и в фигуральном смысле, кланяться хозяину. Не только лошади, но и ему самому требовалась объездка, иначе от него не будет толку. Впрочем, Легрендж напомнил себе, что это надо делать с оглядкой, поскольку новичка пока ничто не удерживало в имении. Он позаботится, чтобы в положении нового конюха скорее наступила ясность.
Глядя на испанца, выводящего коня и разговаривающего с ним на каком-то тарабарском наречии, он испытывал нетерпение, граничащее с яростью. Когда до отца с дочерью оставалось ярда два, Мануэль натянул уздечку, продолжая поглаживать шею животного.
– Это моя дочь. Я хочу, чтобы она овладела верховой ездой.
Легрендж посмотрел на Аннабеллу, а та, бледная, с дрожащими губами, уставилась на нового конюха. Он был очень смугл, один глаз у него заплыл, зато другой ласково улыбался.
– Будешь заниматься с ней ежедневно – и в дождь, и в ясную погоду, пока она не поскачет сама. Сперва посадишь ее на Каштана. Я бы сам с ней позанимался, да нет времени.
Он не стал распространяться, что дважды предпринимал такие попытки. В первый раз она лишилась чувств и выпала из седла, и он заподозрил Розину в том, что она научила дочь аристократическому обмороку. Во второй раз она разрыдалась, а потом ее вырвало прямо на лошадиную гриву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122