Подъем измотал людей, лишил последних сил. Всех, кроме Маккензи. Он радовался: его стража вконец обессилена. Один Моррис все время начеку. Моррис… Разговаривает с Эйприл, улыбается ей. Что ж, капитан — неплохая партия для нее. Сердце пронзила острая боль. Она принадлежит только ему! Но, видно, придется смириться, пережить и это.
Наступил вечер. Отряд остановился на ночлег. Моррис принес Маккензи еду, позволил немного размяться перед сном, потом опять надел наручники, обмотал веревками ноги. Все идет как надо! — решил Маккензи.
Эйприл подсела к Бобу Моррису. Кто-то заиграл невдалеке на губной гармошке.
— Как Дэйви? — спросил капитан.
— Заснул наконец. Скучает… Маккензи обычно убаюкивал его песенкой.
— Песенкой?!
— Ну да! Впрочем, что это я? Он ведь дикарь… Куда ему петь песни… Так, капитан?
— Нет, — возразил Моррис, — это не так. Вы обвиняете меня, даже не выслушав. Расскажите мне о нем.
Эйприл зажмурилась. Все что угодно, только не этот вкрадчивый тон.
— Я устала.
Моррис смерил ее долгим взглядом. Решила отделаться от него? Что ж, придется принять к сведению. Капитан насторожился.
Она взяла одеяла, укутала сына, легла. Моррис наблюдал. Гордячка, но мила… Широко шагая, капитан подошел к Маккензи, проверил, все ли в порядке. Ключ от наручников надежно спрятан в сапоге, веревки крепко завязаны. Но почему так неспокойно на душе? Вспомнился Пикеринг. Дорого стоила тому собственная беспечность.
Обойдя посты, Моррис выставил еще один, дополнительный. Люди устали сверх меры. Завернувшись в одеяло, он лег. Звуки гармоники смолкли. Наступила тишина. Моррис долго лежал без сна. Забылся только под утро.
Слабо светила сквозь тучи луна. Маккензи внимательно следил за часовым, охранявшим его. Осторожно вытянулся под одеялом, согнул ноги, протащил закованные руки вперед, быстро развязал веревки. Замер. Нет, никто ничего не заметил.
Бросив прощальный взгляд на Эйприл, он откинул одеяло и пополз к часовому. Бесшумно нанес тому удар наручниками по голове. Часовой упал. Маккензи осторожно дополз до следующего поста. Часовой не спал, повернулся было… но не успел издать ни звука. Маккензи добрался до своего коня, отвязал, тихо вывел из лагеря. Вскочив на него, сдавил расседланному коню бока коленями и помчался.
Эйприл видела все. А вдруг вернется и захватит их с собой? Она разбудила Дэйви. Сделала знак. Мальчик понимающе кивнул. Эйприл подползла к Моррису, потянулась к кобуре. Тихонько вытащила револьвер — и тут Моррис, вздрогнув, проснулся. Он мгновенно понял все.
— Спокойно, — сказала Эйприл. — Если решите гнаться за Маккензи, прострелю вам ногу.
Она говорила медленно, уверенно, и Моррис поверил ей.
— Ну дайте срок, мы схватим его!
Она улыбнулась. Ей было тоскливо, но в то же время и радостно. Маккензи на свободе! А это главное.
Глава двадцать первая
Маккензи мчался во весь опор. Ночной ветер обдавал прохладой, ерошил волосы. Он мечтал ощутить радостное возбуждение, но восторг освобождения омрачался мыслью о том, что прекрасного прошлого, которое он испытал с Эйприл, не вернуть.
Под ним играли связки мускулов разгоряченного коня. Маккензи любил скакать без удил, вцепившись в холку и направляя коня ударами коленей в бока. Проклятие! Наручники сковывают движения. Но ничего, он собьет их рукояткой револьвера, который прихватил у часового. Видит Бог, никогда и никому не удастся лишить его свободы.
— Ио-хо-эхи! — издал он клич индейцев.
Едва слышным эхом донесся он до Эйприл и Морриса, безмолвно застывших друг против друга.
Чутко спавшие солдаты мгновенно проснулись, схватились за ружья. Что такое? Их капитан под дулом револьвера генеральской дочки.
— Сэр? — Изумленный сержант поперхнулся.
— Да вот леди грозится застрелить меня. Миссис Мэннинг, можно сержант проверит посты?
— Только после того, как все положат ружья на землю.
Моррис сверлил ее взглядом. Здорово она обвела его вокруг пальца! Как объяснить все Вейкфилду? Моррис кивнул, солдаты сложили ружья. Маккензи удрал — отряд не простит случившегося. Сержант отправился проверять часовых.
Занималась заря. С первыми лучами солнца Эйприл молча отдала револьвер Бобу Моррису.
В предутренней дымке блеснула вспышка. Маккензи остановил коня и насторожился. Что это? Армейские или индейцы? Индейцы быстро осваивают военную науку, научились сооружать обманные батареи. Заманивают целые отряды в засаду. Мысли обгоняли одна другую. Что это может быть? Недобитые апачи? Вот еще один сигнал! Теперь он знал точно: апачи устроили засаду. Что же делать? Он может скрыться в горах. А как же Эйприл и Дэйви? Им грозит опасность! И солдатам Морриса. Бросив тоскливый взгляд на наручники и на отдаленные пики гор, он повернул назад.
— Вперед, дружок!
Конь сразу взял полной рысью, четко дробя копытами в чистом, свежем воздухе.
Отряд Морриса собирался в путь.
— Маккензи! — раздался торжествующий вопль Дэйви.
Солдаты схватились за ружья, но Моррис остановил их. Он сразу понял, в чем дело. Маккензи несся стрелой, а за ним мчалась погоня. Он еще издали закричал:
— Апачи! Засада… Их не меньше тридцати человек.
Моррис кивнул, быстро отдавая приказы. Лошадей увели, солдаты бросились на песок. Маккензи подлетел к Эйприл и Дэйви.
— Спрячьтесь за мной!
Он кинулся на песок, достал револьвер. Ни секунды на размышления. Апачи с раскрашенными лицами, издавая победный клич, обрушились на них лавиной. Их встретили градом пуль из семилинейных винтовок. Стреляли без промаха — в отряде были лучшие из лучших. Маккензи уложил наповал несколько индейцев — самых отчаянных, прорвавшихся на территорию лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62