— Вам станет лучше, вы увидите.
— Заладили одно и то же, а пока никаких признаков улучшения. Знаете ли, вы должны были меня остановить. Вы же отлично понимали, чем это может кончиться.
— Ну, я думал, вы слишком устали, чтобы заснуть, и вино вам только поможет.
— В чем — проснуться утром в таком состоянии?
С усилием повернув голову, она остановила на Мэтью пристальный взгляд. Его черные волосы все еще были мокрыми: утром он сунул голову под насос у Брассфилдов. Может быть, и ей стоило последовать его примеру. А вместо этого она, держась для равновесия рукой за сундук, долго мучилась, стараясь протащить гребень сквозь волосы, и каждое движение, казалось, только усиливало головную боль.
— Что, я так плохо выгляжу? — спросил он, приподняв бровь над здоровым глазом.
— В общем-то, нет, — ответила она. — Опухлость немного спала, да и цвет уже не такой фиолетовый. А видите вы глазом лучше?
— Чуть-чуть.
Но о том, что ей действительно хотелось узнать, она не решалась спрашивать. Несмотря на скверное самочувствие, она, проснувшись, сразу же обнаружила, что вместо непомерно большой, тяжелой ночной рубашки Сары она оказалась в своей собственной сорочке, и это немало ее озадачило. Она отчетливо помнила, что, когда сидела за столом и пила бузиновое вино Сета Брассфилда, на ней была мешковина. А вот после этого в памяти у нее почти ничего не осталось. И когда она проснулась бок о бок с Мэтью Маккриди в сорочке, задравшейся до колен, у нее невольно начали возникать мысли, которые она даже не решалась выразить словами.
Проведя языком по запекшимся губам, она осторожно начала:
— Я не очень хорошо помню, что там было — я имею в виду, прошлой ночью. Ну, после этой возни с москитами.
Он прекрасно понимал, что она хочет знать, но ему было интересно, как ей удастся подобраться к этой щекотливой теме.
— Зато я, — отозвался он, — не очень-то помню, что было до их нашествия.
— Ничего, кроме того, что вы крепко спали.
— Знаете, вы устраиваете подобную катавасию вторую ночь подряд, — напомнил он ей. — И если к тому времени, когда мы доберемся до Колумбуса, поезд уже уйдет, я возьму себе отдельную комнату.
Даже в такую жару она почувствовала, как у нее запылали щеки:
— Меня предупреждали о койотах, кугуарах, гремучих змеях, но никто ничего не говорил о москитах величиной со шмеля!
Она сразу же пожалела о том, что повысила голос. Пульсирующая боль в висках стала невыносимой. Когда ей в конце концов стало немного легче, она с трудом выговорила:
— Да, я думаю, это было бы лучше всего — разные комнаты, я имею в виду.
— А что, если мы будем выдавать себя за брата и сестру, пока я вас не посажу в почтовую карету? А там у Вас уже будет вооруженная охрана, и никаких проблем до самого Сан-Анджело не возникнет.
Глядя на ее изящный профиль, он не мог удержаться от соблазна слегка подразнить ее и лукаво добавил:
— К тому же вам больше не понадобится повторять вчерашнюю ночь.
— Да, да, конечно, — рассеянно ответила она; ее явно что-то тревожило. Бросив на Эдуардо быстрый взгляд, она неуверенно протянула:
— А-а…
— Я бы не стал беспокоиться из-за парнишки, если вы это имеете в виду. Насколько я могу судить, то, что он кричал мулам, полностью исчерпывает его запас английских слов. А если учесть, что говорить его учит Брассфилд, он все равно вас ни за что не поймет.
— Да, пожалуй, вы правы.
Опустив взгляд на свои руки, она некоторое время сидела задумавшись, а затем наконец отважилась спросить:
— Наверно, я вела себя очень глупо прошлой ночью?
— Ну, я бы не стал называть это словом «глупо», — уклончиво ответил он.
Нужно было попытаться применить другую тактику:
— Должно быть, женщина, которая слишком много выпила, не кажется такой уж привлекательной?
Не дождавшись ответа, она украдкой на него взглянула и еще раз спросила:
— Почему вы молчите?
После случая с рухнувшей кроватью и вчерашнего налета москитов она вполне заслужила, чтобы ее помучили, ну а потом уже можно будет и пощадить.
— Даже не знаю, что вам сказать… — И он умолк на полуслове.
— Видно, вы и сами были слишком пьяны, чтобы замечать такие подробности. — В ее голосе звучала надежда.
— Есть такие вещи, которые мужчина не может не замечать, каким бы пьяным он ни был.
— Например?
— Например, рассыпавшиеся по подушке каштановые волосы или полураскрытые губы, когка женщина как бы приглашает мужчину поцеловать себя, или ее кожа, излучающая теплое сияние в свете лампы, и то, как язычок пламени отражается в ее зеленовато-карих глазах…
Ей стало нестерпимо стыдно, и она, закрыв глаза и сглотнув, тихо проговорила:
— Не стоит продолжать, мистер Маккриди. Прошу вас.
— Я, между прочим, был Мэттом прошлой ночью, — напомнил он ей.
— Нет, сэр, вы определенно не джентльмен, — прошептала она.
— Мне казалось, Рена, мы установили это еще на Норфолкской Звезде.
— Но я считала, что мы, по крайней мере, друзья, а вы… вы…
— Обольстил вас?
— Да, именно так.
— Теперь, я полагаю, вы захотите, чтобы мы узаконили наши отношения? — сказал он, вздохнув.
— Конечно же, нет! — Голову ей пронзила острая боль, будто насмехаясь над ней. — Я бы не вышла за бесчестного человека, даже если бы он был единственным в мире мужчиной.
Нервно вертя на пальце кольцо, она с убитым видом покачала головой:
— Просто не могу поверить, чтобы я могла пойти на такое после каких-то двух кружек вина. Не могу поверить, чтобы я позволила вам целовать меня, чтобы я…
Нет, она не могла произнести это вслух.
— Суть человека, Рена, не меняется, когда он выпьет.
Справедливые слова, и сознавать это было тем более горько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108