Ей вспомнился также почтительный шепот пассажиров, гадавших, а не ганфайтер ли он. К этому выводу их склоняло и то, с какой непринужденностью он носил свою кобуру. Сам же он говорил, что у него «быстрая рука», только и всего.
При воспоминании о том, как они лежали в одной кровати, ей стало мучительно стыдно. И все же, несмотря на все свои заигрывания с нею на первых порах их знакомства, за эти две ночи он не сделал ничего сколько-нибудь предосудительного. Она просто лежала рядом и слушала его спокойное, ровное дыхание, испытывая удивительное ощущение умиротворенности и защищенности от одного лишь сознания, что рядом находится он.
Как легко подпасть под его обаяние, забыть, что он от нее что-то скрывает, забыть, насколько опасным может стать такой человек, если она ослабит свою бдительность, если осмелится вообразить, будто он способен ее полюбить. Мужчины, подобные Мэтту Маккриди, какими бы обаятельными они ни казались, — скорее из мира разбитых сердец, чем сокровенных мечтаний. Они не способны полюбить женщину всерьез. Они всегда ее бросают. Кому, как не Верене, это знать на горьком опыте своей матери, имевшей несчастье полюбить Джека Хауарда и дорого поплатившейся за это.
И все же… На какой-то миг она позволила себе представить, что бы она почувствовала, если бы Мэтт переступил запретную черту, если бы он поцеловал ее, если бы он прошептал ей ласковые, нежные слова… Нет, даже думать об этом — непростительное безрассудство.
Вдруг стало слышно, как кто-то дергает дверь. Или ей показалось? Звук этот спугнул ее греховные мысли, и некоторое время она лежала, затаив дыхание и прислушиваясь. Вот, повторилось опять. Кто-то поворачивал дверную ручку снаружи.
От ужаса у Верены перехватило горло и сжало грудь, сердце заколотилось с такой силой, что стало больно дышать. Нет, она не должна поддаваться панике. Спустив с кровати ноги, она протянула руку за тяжелой керосиновой лампой. Но не стала ее зажигать, а подкралась с нею к двери и шепотом спросила:
— Это вы, Мэтью?
Никто не ответил, за дверью не было слышно ни звука. Но она почти физически ощущала чье-то присутствие. Не зная, что делать, она некоторое время стояла в нерешительности, подумывая, а не позвать ли ей на помощь, а затем на цыпочках подошла к окну и, перегнувшись, попыталась рассмотреть, что происходит внизу. Насколько она могла видеть, свет не горел ни в одном окне, а это означало, что все, наверное, уже легли спать. Возвратившись к двери, она подождала еще немного, не спуская глаз с ручки, еле видной в полумраке комнаты, освещенной тусклым светом луны.
— Что вам нужно? — прошептала она наконец.
Снова ни звука. Должно быть, это игра воображения, и ей все это почудилось. Так бывало в далеком детстве, когда каждый скрип ветки, каждое постукивание оконной рамы приводили ее в трепет, и она чуть что пряталась под одеяло. Совладать со своими безотчетными страхами она могла, лишь бросая им прямой вызов: она решительно выглядывала из окна, и всегда оказывалось, что для каждого звука есть вполне разумное объяснение.
Держа незажженную лампу в одной руке, другой она нащупала ключ в дверной ручке и отперла замок. Ручка дернулась под ее рукой, и дверь рывком распахнулась внутрь, толкнув девушку назад. Судорожно глотнув воздух, она размахнулась лампой и изо всех сил ударила того, кто вошел в комнату.
— О-о-о-й! Кой черт?!
Чья-то мозолистая рука вырвала у нее лампу, а другая зажала рот, не давая ей закричать.
— Я схватил ее — набрасывай на нее пиджак и будем рвать когти.
Вся похолодев от ужаса, она сопротивлялась отчаянно, до последнего, пиная ногами и молотя руками того из них, кто пытался накрыть ей голову пиджаком. Тот, что держал ее, стал одной рукой помогать приятелю натягивать на нее пиджак, отчего вторая его рука, сжимавшая ей рот, несколько ослабила хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы можно было слегка приоткрыть рот и вонзиться зубами в мясистую перепонку между большим и указательным пальцами. Она почувствовала солоноватый вкус крови, смешанной с грязью, а он взвыл от боли:
— Проклятье! Да помоги же мне, Ли, черт возьми!
Их было двое, а она одна, и единственное, что ей оставалось, — поднять достаточно шума, чтобы кто-то проснулся — хоть одна живая душа. Пнув ногой сзади себя стул, ей удалось опрокинуть его, но в этот момент ее голову окутала толстая шерстяная ткань, и она чуть не задохнулась от запахов пота и дыма.
— Все, она у меня в руках!
На сей раз возле ее рта оказалось предплечье. Она рванулась и изо всех сил укусила. Второй из нападавших схватил ее сзади и разжал ей челюсти.
— Не бойся, мы не тронем тебя, — успокоил ее один из них тихим голосом.
— Мы даже поможем тебе, — поддержал его второй. — Только надо быть паинькой и пойти отсюда с нами — мирненько и без никакого шума, понимаешь?
Она узнала по голосу одного из тех, кто был на ранчо у Гуда, и кровь застыла у нее в жилах. Первый из говоривших близко наклонился к ней и прошептал:
— Если не пойдешь вместе со мной и Ли, то попадешь в лапы к Гибу, и тогда тебе крышка. А мы тебя не тронем, — повторил он. — Нам надо только то, что нам причитается, — и даже тебе достанется твоя доля.
Очевидно приняв ее молчание за согласие, он повел ее к открытой двери:
— Ну вот, давно бы так. А я никогда не обижу женщину.
— Ты лучше держи ее покрепче, — напомнил ему его приятель. — Ты понял? Как можно крепче.
— Я же сказал, она у меня под контролем.
— Ну, тогда сматываемся отсюда.
Она ничего не предпринимала, пока, насколько могла судить, не оказалась в дверях, и тут начала упираться и брыкаться с таким остервенением, что им пришлось применить всю свою силу, чтобы вытолкать ее в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108