И все же, добавила она про себя, это настоящий грабеж. Она понимала, что по всей справедливости должна разделить все расходы поровну, включая и плату Эдуардо за его повозку. Но она просто не могла себе этого позволить.
— А знаете, — пришло ей вдруг в голову, — мне кажется, нет никакого смысла платить за то, что не понадобится нам в Колумбусе. То есть, я хочу сказать, мы можем прекрасно добраться от лодочной станции до города и пешком.
— А как же ваша голова?
— Если идти, она скорее всего меньше будет болеть, чем если ехать. По крайней мере, я смогу обходить всякие рытвины и ухабы.
— Что ж, ладно.
Мэтт спрыгнул с дощатого сиденья и достал из кармана пиджака деньги. Отделив десятидолларовую бумажку, он протянул ее изумленному пареньку:
— Вот, держи — per Eduardo.
Мальчишка молча смотрел на него, пока тот не повторил свои слова. Тогда Эдуардо взял бумажку, перевернул ее несколько раз, словно хотел удостовериться, что это не сон, а затем сунул ее между подметкой сандалии и подошвой ноги. Как только Вере-на слезла с повозки, он щелкнул кнутом над спинами своей диковинной пары мулов и, сделав широкий круг, направил повозку в обратный путь по оставленной ею колее. Громыхая и тарахтя, повозка исчезла в облаке пыли под возгласы «Пошел, Джейк! Давай, Ворон!».
— Не кажется ли вам, что это было чересчур уж щедро? — проговорила, откашливаясь, Верена. — Десять долларов — это больше, чем платят за две недели учительства.
Мэтт пожал плечами:
— Каждый должен получить свою долю в игре.
Затем, взяв Верену за локоть, он обратил ее внимание на паром:
— Кажется, нас ждут.
Подойдя к самой воде, она с сомнением глянула на посудину:
— Вы уверены, что он выдержит?
— Вы ведь сами видели, как он переплыл реку, не так ли?
Речная вода выглядела красной и мутной.
— Хотелось бы знать, здесь очень глубоко? — поинтересовалась Верена.
— Два билета, — сказал Мэтт паромщику, протягивая два серебряных доллара.
— А какая разница? — ответил паромщик на вопрос Верены. — Кажись, мы не собираемся переходить ее вброд.
Оказавшись на пароме, Верена заняла место посередине, ухватившись за опорный столбик лебедки. Паромщик тем временем принялся крутить рукоятку, натягивая таким образом канат. Не переставая скрипеть и стонать, паром нехотя отделился от берега и поплыл, оставляя за собой широкий след из невысоких красных бурунов с белой пеной сверху. Под ногами чувствовалось сильное течение, пытающееся сбить паром в сторону.
С другой стороны реки под видавшим виды причалом вода встречалась с красным, как кирпич, глинистым берегом. Во все время переправы Верена не сводила с него глаз.
— Чго делает землю такой красной? — спросила она.
— Это та же самая глина, что окрашивает реку. Между этими местами и восточной Джорджией — сплошная красная глина.
— Кажется, у нас в районе Филадельфии ничего подобного нет.
— Вероятно, вы правы. Ну а эти полосы глины идут до индейских резерваций, а потом и дальше, выше реки Канейдиан, через пустыню и всю территорию штата Нью-Мексико.
— Ну, и на этой глине что-нибудь растет?
— Да, если хватает воды. Во всяком случае, можно заниматься скотоводством.
— Интересно, возле Сан-Анджело такие же места? — пробормотала Верена.
— Сан-Анджела, — поправил ее паромщик. — Не Сан-Анджело, а Сан-Анджела.
— Но у меня есть письмо с почтовым штемпелем «Сан-Анджело», — уверенно сказала она.
— Что вы хотите — такое уж у нас правительство. Представляете, Де-Витт называет этот свой городишко Сан-Анджела в честь свояченицы, монашки по имени Анджела, а они берут и меняют это имя на мужское, потому как кто-то там подумал, что Анджела звучит неподходяще. Как будто им не все равно. Это все одно, как если б я назвал какое-то место Гусыня, а они б решили, что Гусак звучит лучше.
— А там земля красная?
— Не знаю, не бывал. Когда-то это место называлось Заречье, а потом мистер Де-Витт переименовал его, — добавил паромщик.
— Судя по тому, что я слышал, там нет ничего стоящего внимания — только несколько jacals и парочка хибар.
— Насколько я знаю, шакалы здесь не водятся, — пробормотала Верена.
— А в них и не живут индейцы, — заявил он уверенно. — В основном мексиканцы и немного белых.
Она решила не продолжать этот разговор. Очевидно, он не имел в виду диких собак, живущих в Африке и Азии. А просветить его на этот счет до окончания переправы уже не оставалось времени. Увидев, что берег совсем близко, она вся подобралась, готовая ступить на землю. Паром ударился о сваи и дернулся, отчего Верену пронзила острая боль, стрельнувшая в шею, а затем в голову. На мгновение у нее появилось ужасное ощущение, что она может оскандалиться и ее вот-вот вырвет; и хотя паромщик привязывал веревку, ей казалось, что они все еще движутся.
— Ну вот, не так уж и страшно это было, — негромко проговорил Мэтью и тут же заметил, какое у нее зеленое лицо. — Быстренько перегнитесь через борт и пошире откройте рот, — посоветовал он.
— Я в порядке, — выдавила она сквозь стиснутые зубы.
Потихоньку разжав руку, стискивавшую столбик лебедки, Верена, осторожно переступая, сошла по перекинутой с парома доске на причал.
— Фу-у, — с облегчением выдохнула она, когда прошел приступ тошноты.
— Вам лучше?
— Намного, — и, переведя взгляд на красную дорогу с глубокими колеями, она решительно распрямила плечи. — Как только получу свой саквояж, приму ванну, а потом — в постель, и буду спать до тех пор, пока не проснусь сама, пусть это будет даже через сутки.
— А я-то думал, что, поселившись в гостинице, мы сначала где-нибудь поедим, а потом я сразу пойду выяснить, как там дела с нашим поездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108