После этого устраивается праздник с пирожными и вином… Очень счастливое время.
– Однако скажу я вам! – воскликнула пораженная вдова Вильямс. – Это уж чересчур. Каждый день узнаешь что-то новое. Никогда раньше не знала, что Иисусу делали обрезание.
– А вы уверены, – пролепетал Эли, все еще потрясенный, – что Иисусу его делали?
– Если это обрезание делают каждому еврейскому младенцу, значит, делали и Иисусу.
В этот день Эли с трудом дождался, пока доктор Браун вернется домой.
– Не понимаю, герр доктор, – услышал тот, как только открыл дверь. – Отец рассказывал, что, когда устраивается резня в Европе, с мужчин стаскивают штаны, и если оказывается, что они подвергались обрезанию, их убивают именем Иисуса, но это не имеет смысла, если Иисусу тоже делали обрезание.
– Большая часть ненависти и предрассудков не имеет смысла, – ответил герр доктор с такой грустью, что Азраил понял бы сразу то, что не мог понять сын, который был слишком молод и слишком погружен в себя, – за словами доктора крылась его собственная трагедия. – Никогда не пытайся понять нетерпимость глупых людей, просто не будь похожим на них.
Двенадцатилетний подросток покачал головой, не в состоянии постичь природу человеческого поведения. Если бы он прожил восемьдесят лет, смог бы понять это?
ГЛАВА 22
Ровно через месяц Азраил вернулся со своим фургоном, чтобы забрать Эли в Бостон.
Пока Эли складывал скромные пожитки в кусок оберточной бумаги, которую вручила ему проливающая слезы вдова Вильямс, Азраил оплачивал еще более скромный счет, вытребованный им у врача. Покончив с этим, он внимательно осмотрел полки с книгами.
– Какое благо! – воскликнул он тихо. – Такая прекрасная библиотека!
Доктор Браун наблюдал, как Азраил тянулся или наклонялся, рассматривая названия книг, нежно и любовно касаясь кожаных переплетов, и, собрав, наконец, всю храбрость, внезапно спросил:
– Мистер бен-Ашер, вы уже обдумали будущее Эли? Ему больше двенадцати. Пора начинать обучение…
– Дата его рождения крепко сидит у меня в голове, это самый счастливый день в моей жизни, кроме, конечно, того дня, когда взял Рейчел в жены. Через десять месяцев, даже немного меньше, ему будет тринадцать. Когда станет мужчиной, я и подумаю о его будущем.
– Дорогой сэр, вы, конечно, желаете ему только добра, но нельзя же ждать, когда мальчик станет мужчиной, и только тогда начать думать о его обучении.
– Герр доктор. – Эли вошел в комнату так тихо, что ни один из них не услышал. – Мне кажется, вы не понимаете. – Он говорил по-немецки, чтобы дать возможность отцу тоже участвовать в разговоре. – По нашим обычаям, каждый еврейский мальчик становится мужчиной после обряда посвящения, совершаемого в день его тринадцатилетия.
Лицо доктора прояснилось.
– Понимаю. Тринадцать, да, хороший возраст, чтобы… – он прервал себя, предложив Эли: – Вдова Вильямс сейчас на кухне, очень печалится, что ты покидаешь нас, – ей будет приятно, если попрощаешься с ней сам.
Эли тотчас же удалился, а доктор Браун повернулся к отцу мальчика.
– Хочу, чтобы вы знали, сэр – а решать вам, – если Эли вздумается стать доктором – сам-то я считаю, что у него есть склонность и способность к этому, – с удовольствием обучу его.
– Еврей – и доктор! – Азраил выглядел ошеломленным. – Это всегда было запрещено законом.
– Но мы живем в Новом Свете, – мягко пояснил доктор Браун. – Его возможности здесь неограниченны. Не сочтите непочтительным, сэр, но для мальчика такого интеллекта, как у Эли… Вы не всегда будете рядом с ним, мистер бен-Ашер. Подумайте, какую одинокую жизнь ему придется вести, разъезжая по дорогам, если вас не станет.
Азраил кивнул головой в знак признательности. Вид у него был, печально отметил доктор, как у основателя Ветхого завета: такой же великодушный, праведный и непреклонный. Браун сомневался, узнает ли Эли о той возможности, которая ему представляется.
В этом доктор оказался несправедливым к Азраилу. Несмотря на желание, чтобы сын отказался от такого предложения, отец в то же время оставался верен себе: нельзя скрывать от мальчика ничего. Во время дальнейшего путешествия, деловито обмениваясь новостями прошедшего месяца, когда они непривычно жили врозь, Азраил передал детали разговора между ним и доктором Брауном.
– Это правда, Эли? Ты действительно склонен стать врачевателем?
– Да, папа.
– Это разобьет мне сердце, если ты станешь не евреем, мой мальчик.
– Ах, папа, став врачом, я не перестану быть евреем.
– Но ты будешь жить среди них. Это…
– Папа, – смеясь, прервал его Эли. – Уехав из Европы, мы больше живем с не евреями, чем с нашим собственным народом. Сделало это тебя или меня меньше евреем?
– Подумаю об этом – надо решать серьезно: помолиться Господу Богу, пусть он наставит меня на путь истинный.
– Как скажешь, папа, – весело согласился Эли и начал насвистывать, затем прервал себя, показывая на появившийся вдали фермерский дом. – Остановимся там?
– Нет, – ответ отца прозвучал очень решительно. – У нас мало товаров, и зима на носу – поедем прямо в Бостон.
Очень хорошо понимая, что отцу хочется скорее вернуться к собратьям, где ему приятно чувствовать себя в безопасности, Эли не стал возражать.
Следующую весну они, как обычно, встретили с нагруженным товарами фургоном и впряженной молодой лошадью, направляясь на этот раз в Коннектикут. В разговорах никогда не упоминалось о том, что отец специально избегал посещения Новой Англии – пока не готов, а может, и никогда не вернется к доктору.
Однажды в середине августа, не останавливаясь у ручья, как было раньше, чтобы поесть у разожженного костра, коробейники в ближайшей таверне заказали роскошный обед в честь тринадцатилетия Эли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121