Одетые в военную форму, англичане казались совсем другими, веселыми и элегантными, трогательно благодарными за радушный прием в американском доме, хорошими собеседниками, полными естественного очарования, с изысканными, часто шутливыми манерами.
– Чувствую себя виноватой за то, что они мне так нравятся, – однажды ночью призналась Лайза.
– Почему, черт возьми, виноватой?
– Ты же знаешь, Крейг, какой у меня папа либерал. Можешь представить, как он будет чувствовать себя, если узнает, что почти каждый вечер его дочь скакала с британскими солдатами. Для него они враги.
– А мне представляется, что он будет доволен – его дочь стала прежней Лайзой, – весело ответила Крейг, – ему наплевать, с кем ты проводишь время: что плохого в том, раз уж все равно идет война, что ты танцуешь с британцами? – Подруга пожала плечами. – Это не политическое дело. Возможно, позже… – Она внезапно нахмурилась, затем снова пожала плечами. – У нас до этого были неприятности с Англией, но прошли; вероятно, появятся снова, но зачем нам беспокоиться о них, во всяком случае сейчас.
– А что же ты предполагаешь делать?
– Радоваться, что Грин-Гейтс – веселое, счастливое место, как при отце, когда он был жив, – вызывающе отрезала Крейг. – И тебе следует сделать то же самое. Даже мистер Кохран, – отметила она иронично, – нашел себе, если заметила, оправдание в библейских указаниях.
– Ешь, пей и будь веселой?
– Совершенно верно.
Лайза ответила многозначительной усмешкой.
– Что-то не припоминаю, чтобы Лука обмолвился о музыке и танцах.
– Знаю, но давай не будем говорить об этом Его Величеству Самодовольству. – Она растянулась на кровати лицом вниз, подсунув под грудь подушку. – Я довольствуюсь тем, что имею в настоящее время… и ты последуй моему примеру.
– Ты заговорила, как бабушка Микэ.
– Должно быть, это комплимент. У твоей бабушки Микэ гораздо больше здравого смысла, чем у тебя.
– Благодарю, однако это в равной степени относится и к тебе тоже, – Лайза дотянулась до свободной подушки и, шлепнув ее на спину Крейг, быстро вылетела за дверь, не дожидаясь возмездия.
Лейтенанты Холлоуэй и Форбс, самые привлекательные из всех их знакомых британцев – вот что значит лихая драгунская форма, утверждала Крейг, – предложили девушкам отправиться на пикник на Рок-Хилл, самую высокую точку в округе Грин-Гейтс, и получили их согласие без всякого беспокойства.
Британцы обещали захватить полную корзину вкусной еды, приготовленной хозяйкой их квартиры. К удивлению Лайзы, мистер Кохран добровольно выделил несколько бутылок прекрасного вина из подвалов Сент-Джона.
– Не будь дурой! – жестко напомнила Крейг. – Больше всего ему хочется выдать меня замуж за англичанина и отправить жить за Атлантику, а самому остаться королем в Грин-Гейтс. – Ее губы скривились в злую усмешку. – Но это – через мой труп, и пусть пока что старый Кохран помечтает, надеясь на это. – Она беспечно рассмеялась. – Могу флиртовать и веселиться с британскими офицерами, в то время как дорогой отчим даже не подозревает, что я американка… американка до кончиков ногтей.
– О, Крейг, – пропела Лайза, – я тоже. – И продолжала дурашливо:
Мой папа и я отправились в лагерь,
Отправились в лагерь,
И с нами пошел молодой капитан…
Крейг взяла Лайзу за руки, и они пустились в пляс по комнате, прыгая, как кузнечики, и весело напевая.
* * *
На следующий день пикник удался на славу – погода благоприятствовала, и было очень весело. После ленча девушек попросили спеть, они, обменявшись многозначительными взглядами, запели песню «Болваны янки».
Британские офицеры, к этому времени превратившиеся в Джеймса и Генри, с удовольствием выслушали все шесть куплетов этой песни, которую они, по незнанию, принимали за насмешку над разгромленной американской армией, собиравшей свои остатки в Новой Англии.
Жара к полудню усилилась, и, ободренные непринужденностью американских девушек, два офицера сделали то, что раньше показалось бы им немыслимым, – сбросили теплые ярко-красные кители, освободившись от тяжелых шлемов еще раньше, закатали рукава рубашек.
– Не прогуляться ли нам? – предложил Форбс. Крейг, соглашаясь, подмигнула Лайзе.
Лейтенант Холлоуэй растянулся в тени дуба.
– Расскажи о себе, Лиза, – попросил он, лениво облокотясь на одну руку и вращая фужер с вином длинными, не по-солдатски изящными пальцами.
– Не Лиза, а Лайза. А может, ты расскажешь об Англии? – задала она встречный вопрос.
– Англия, – начал он хриплым, обольщающим голосом, – очень зеленая и прекрасная, такая же зеленая, как Джерси, и прекрасная, как Лайза Ван Гулик.
Он поклонился, и Лайза, приняв комплимент, важно кивнула в ответ.
– А если серьезно? – спросила она.
– Это дом и самое прекрасное место для тех, кто богат. К несчастью, мы, Холлоуэй, не богаты, поэтому-то я в армии.
– Ты находишься в армии не по собственному желанию? – уточнила Лайза, слегка озадаченная.
– Британская армия – убежище для не имеющих титулов и земли младших сыновей. Мой дядя, виконт Водсвортский, оплатил мой патент на офицерский чин. Очень трудно жить на скудное армейское жалованье, если нет, кроме этого, личного дохода. К несчастью, мой отец оставил меня без поддержки.
Допив вино, он протянул Лайзе фужер, предлагая его снова наполнить, что она и сделала, как радушная хозяйка.
– Итак, патриотизм не играет никакой роли в твоей армейской карьере? – продолжала она расспрашивать его. – У тебя нет глубокого убеждения в необходимости воевать с Америкой?
– Напротив, дорогая, – покровительственно произнес он с подчеркнутой медлительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121