Во время переездов Азраил обучал сына.
Прошел год, два, три и четыре, и Эли начал забывать, что на свете есть какая-либо другая жизнь, кроме той, которую он вел, довольствуясь ею и искренне удивляясь, когда кто-нибудь называл ее уединенной и однообразной.
Каждый день приносил что-то новое: каким будет следующий город, как успешно пойдут их дела там? Эли вплотную занялся ими, потому что даже по прошествии нескольких лет английский язык отца улучшился не намного, а он говорил на нем сейчас почти так же бегло, как и на немецком, и лучше, как утверждал Азраил, укоризненно покачивая головой, чем на иврите.
В самое холодное зимнее время, когда выпадал снег, они всегда возвращались в Бостон – Эли ходил на уроки к раввину, которого про себя считал не таким умным, как отец.
Не имеющая корней жизнь вечных кочевников устраивала их обоих: Азраил не мог больше полюбить никого, кроме сына, а Эли прельщала свобода. Сам того не осознавая, Азраил внушил ему, что самое ценное в мире – это свобода. В тот год, когда Эли исполнилось двенадцать, где-то в штате Род-Айленд он полез на дерево за котом, принадлежавшим маленькой дочери фермера, у которого они остановились на ночь. Ветка, на которой примостился кот, сломалась, едва Эли ухватился за нее, и все трое – ветка, кот и Эли – свалились на землю.
Кот, сердито взвыв, расцарапал руку своему благодетелю, Эли сломал ногу.
Семья фермера помогла уложить его в фургон бен-Ашера, и Азраил вместе с сыном тут же отправились в направлении, указанном старшим сыном фермера, к «настоящему европейскому доктору», жившему в десяти милях отсюда в ближайшем городе.
Азраил удивился, узнав, что доктор Браун не только говорит по-немецки, но и уроженец Германии, но не еврей, а потому пруссак вызвал подозрение, и торговец разрывался между не утихающей болью сына, несмотря на более чем пинту выпитого им вина; и инстинктивным страхом: что можно ждать от такого целителя?
Доктор Браун посмотрел на Азраила из-под мохнатых бровей.
– Мальчику нужна помощь. Давайте отложим ссору, если она неизбежна, на потом, – предложил он, как показалось Азраилу, с проникновенным пониманием.
Ногу вправили и наложили шину, и когда Эли проснулся после четырнадцатичасового сна, то с изумлением увидел, как отец и доктор Браун увлеклись дискуссией о европейской политике – они действительно спорили, но не враждебно.
Азраил собирался, принимая все меры предосторожности, перевезти сына в Ньюпорт, а доктор Браун предложил оставить Эли у него.
Азраил посмотрел на врача со вновь возникшим подозрением – с чего бы этот враг, пруссак, захотел сделать добро случайно встреченному еврейскому мальчику?
– У вашей жены будет много хлопот с ним, – возразил он осторожно.
– У меня нет жены, – спокойно ответил доктор Браун. – Только экономка, святая душа, которая считает, что дьявол поджидает всех бездельников, чтобы забрать их в ад. Она с удовольствием будет ухаживать за вашим сыном. И мне он доставит радость. Ты играешь в шахматы, мальчик?
– Нет, только в шашки.
– Хорошая игра, но шахматы лучше. Я научу тебя.
Азраил озадаченно посмотрел на сына. В такие моменты Эли чувствовал себя так, будто он – отец, а Азраил – его ребенок.
Он успокоил отца на смеси немецкого и иврита.
– Не изводи себя, папа. Мы должны поступить так, как велит герр доктор. Это разумно.
Азраил отложил решение до утра, подумал, хотя и без особого энтузиазма, что доктор и сын, возможно, правы.
– Я заплачу за услуги, пока Эли будет у вас, – объявил он доктору непреклонно и вместе с тем гордо, – и, конечно, за дневное содержание.
Проявив мудрость, доктор не стал возражать и отказываться, а просто вежливо согласился, и Азраил отбыл в своем фургоне, напомнив сыну про ежедневные молитвы. Сначала Эли немного побаивался, однако его пребывание у доктора Брауна оказалось приятным и полезным.
В доме было прекрасное собрание книг на английском и на немецком, не только по религии и философии, как у Азраила, но и романы, очерки, поэзия, исторические произведения, а также книги по естественным наукам и медицине.
Многие из них Эли совсем не понимал, но они все равно привлекали его – он погружался то в одну, то в другую… и как только доктор Браун возвращался домой, набрасывался на него с дюжиной вопросов.
Что означает это? Может ли быть правильной такая точка зрения? Доктор со смехом просил разрешения умыться и переодеться, прежде чем отвечать на вопросы или читать лекцию, но часто пододвигал свой стол ближе к кровати Эли, чтобы поболтать во время ужина.
Он научил Эли играть в шахматы, и к концу месяца мальчик уже демонстрировал неплохую игру. Доктор играл быстро и рассеянно, со вспышками озарения, а Эли медленно и целеустремленно, в результате через несколько недель иногда выигрывал, благодаря своему исключительному терпению.
Экономка, вдова Вильямс, большую часть дня воевала с пылью и беспорядком, находя время и для приготовления еды, от которой текли слюнки, а после того, как допустила на первых порах промах, смешав молочные и мясные продукты, решила никогда больше не нарушать диетических законов, которых придерживался Эли.
Когда Эли застенчиво извинялся за причиняемое беспокойство, она хлопала его по плечу.
– Каждый человек ищет собственную дорогу к Богу, – сказала она. – Христос в таком возрасте был таким же мальчиком, как и ты.
– Неужели? – удивился Эли. Ему и в голову не приходило связывать иудейство с неевреем Иисусом Христом, чьим именем творилось его народу такое большое зло. – Вы думаете, ему тоже делали обрезание?
– А что это такое?
– Обряд, совершаемый на восьмой день жизни каждого мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121