Не отвечая, она подошла к окну и стояла там, глядя вниз на булыжную мостовую. Повернувшись, готовая возобновить ссору, Лайза почувствована внезапный толчок в животе и с удивлением посмотрела на него. Он повторился – все стало ясно.
– Торн, ребенок шевелится.
Он бросился к ней, стремясь увидеть, почувствовать и разделить с ней такую большую радость. Восхищаясь этим чудом, Торн обнял ее.
– Лайза, прости, что все так складывается. Она обняла его за шею.
– И ты прости меня тоже, если была неблагоразумна. Ты прав: конечно, нельзя рисковать ребенком.
После отъезда Торна жить в городе стало труднее: прогуливаясь с Тилли по улицам, Лайза постоянно чувствовала, что это вражеская территория, а муж – враг ее народа.
Через несколько дней после Рождества Нью-Йорк был взбудоражен неожиданным нападением генерала Вашингтона на наемников в Трентоне. Лайза, открыв бутылку шампанского, пила тост за тостом с Тилли в маленькой гостиной за славную победу американского лидера. Они, однако, не осмеливались показывать свое торжество за пределами их комнат, и даже там вели себя тихо, так как в этом доме снимали квартиры и другие британцы.
Из обрывков случайно услышанных разговоров Лайза узнала, что в Нью-Йорке содержатся американские заключенные, и тотчас же отправила ординарца Торна Льюиса разузнать подробности.
Он сообщал сведения чрезвычайно неохотно: корабли-тюрьмы находились в заливе Уолэбаут и в Шугар-Хаузе – один около реки Тринити, другой на улице Свободы. Но самым ужасным местом была военная тюрьма, там заключенные голодали, потому что – а это всем известно – тюремные власти воровали продовольствие ради собственного обогащения. Зловоние вокруг тюрем было таким невыносимым, что превращало сильных людей в слабых.
– Можно носить им еду?
– Только не вам, миссис Холлоуэй, капитан будет очень недоволен, если пойдете туда.
Лайза вздернула голову, как бы говоря: «А это уж как ему будет угодно».
Затем Льюис с жаром добавил:
– Он сдерет с меня шкуру, если разрешу вам приблизиться ближе чем на милю к одному из этих мест – они кишат инфекцией.
Расстроенная Лайза согласилась, что должна держаться подальше от тюрем, не подвергая себя риску заразиться – из-за ребенка. Все, что можно было сделать, – дать Льюису деньги на продукты и умолять доставить их узникам, используя хитрость, обман или подкуп.
Большую часть времени она стала проводить в комнатах, найдя благовидный предлог – зимний холод и увеличивающийся вес; читала, шила вещи для ребенка и писала длинные письма Аренду, замужним сестрам, бабушке Микэ и Крейг, не будучи уверенной, что хоть одно из них дойдет до места назначения. Хотелось излить душу и мужу, но оставалось тайной, где он может быть. Известно было одно: где бы он ни был и что бы ни делал, все это не в интересах ее соотечественников.
– Мисс Лайза, – спросила Тилли однажды вечером, пытаясь вывести хозяйку из состояния апатии, – научите меня играть в ту игру, за которой вы и капитан проводили так много времени?
– В пикет? – спросила Лайза, несколько оживившись. – Ты действительно хотела бы научиться, Тилли?
– Это помогло бы скоротать время.
– Бедняжка Тилли! Тебе тоже скучно, не правда ли? Когда приедет капитан Холлоуэй, ты могла бы вернуться к моей бабушке. Бог знает, как мне самой хочется уехать домой.
– Мне с вами хорошо, мисс Лайза, – только и сказала Тилли, уходя за картами.
Она порадовалась своей уловке, когда Лайза оживленно объясняла ей правила игры и пожелала Тилли спокойной ночи уже более веселым голосом.
В отсутствие мужа, согласно его указаниям, служанка спала в спальне, прежде принадлежавшей ему, чтобы находиться ближе к Лайзе – вдруг понадобится.
В середине той самой ночи она проснулась от скрипа открывающейся внутренней двери – в слабом свете увидела хозяйку, прижавшуюся к двери, с подогнутыми коленями и опущенной головой, опиравшуюся одной рукой на щеколду, а другой на дверной косяк.
– Тилли, что-то случилось. Чувствую… что-то неладно… Вся мокрая. Думаю… но до рождения ребенка ведь еще несколько месяцев.
Тилли одним прыжком выскочила из кровати и помогла Лайзе, тяжело навалившейся на нее, вернуться в постель.
Хозяйка вцепилась в служанку, собравшуюся уходить.
– Не оставляй меня, Тилли, я боюсь.
– Всего на минуточку, мисс Лайза, дорогая, разбужу Льюиса и пошлю за акушеркой. Не беспокойтесь – буду снова с вами через мгновение ока.
Когда Тилли, задержавшись несколько больше, чем на мгновение, вернулась, Лайза каталась но кровати, тяжело дыша и рыдая.
– У меня начались роды. Но еще рано. Слишком рано.
Тилли ухаживала за ней, как могла, привязывала к спинке кровати простыни, за которые можно было ухватиться, вытирала лицо влажной салфеткой, пыталась заставить ее лежать спокойно. Когда, наконец, пришла акушерка, Тилли с облегчением приняла роль ее помощницы.
Родовые мучения вскоре закончились, и маленькое безжизненное тельце выскользнуло на полотенце, подставленное Тилли. Акушерка дала знак унести его.
– Можно что-нибудь сделать? – дрожа, прошептала Тилли.
– Нет. Бесполезно. Крошка даже не полностью сформировалась. Лучше убери, прежде чем она, – акушерка показала на Лайзу, находившуюся в полубессознательном состоянии, – придет в себя и захочет увидеть ее. Они почти всегда хотят. – Акушерка отвернулась от мертвого ребенка и принялась ухаживать за больной.
Лайза проснулась в середине дня. Тилли сидела в большом кресле, пододвинутом ближе к кровати. Его кресле, подумала Лайза, в котором он так часто сидел, держа ее на коленях, уютно устроившуюся там, по выражению Торна, напоминая большую, довольную кошечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121