Ни о какой конюшне не может быть и речи.Генри тряхнул головой.— Но это не должна быть cas de charite милостыня (фр.).

. Ни в коем случае. На свое содержание я должен заработать деньги сам.— Кем был ваш отец? — Последнее замечание гордого мальчика Патрик пропустил мимо ушей.— Генри напрягся.— Это не важно, потому что он умер. А воспитал меня месье Пере, рыбак.— Кто научил вас делать поклоны? — спросила Софи. — И говорить по-английски?— Давным-давно у меня была няня, англичанка, — неохотно ответил Генри. — Но она и maman… их уже нет в живых.В том, что Генри сын аристократа, не было никаких сомнений. Может быть, в Лондоне удастся отыскать кого-нибудь из его родственников, которые спаслись от репрессий?— Генри, вы помните фамилию отца? — мягко спросил Патрик.— Месье Ли Латур, — отозвался Генри после непродолжительного молчания. И затем, встретившись глазами с Патриком, добавил: — Граф Савойский.— Вот и замечательно, — весело заключила Софи, беря за руку Генри. — Ваше общество в Лондоне мне будет очень приятно. Знаете, иногда бывает так одиноко.Патрик с трудом сдержал улыбку. Чтобы Софи когда-либо было одиноко? В это трудно поверить.— Возможно, я принадлежу к знатному роду, — удрученно произнес Генри и потупился. — Но подтвердить титул нет никакой возможности, и, значит, сейчас я никто.— Я прошу вас сделать одолжение, — сказал Патрик. — Дело в том, что время от времени мне приходится надолго покидать дом. А моя супруга, как вы только что слышали, иногда чувствует себя одинокой. Вы могли бы быть ее… ну скажем, личным адъютантом. На время моего отсутствия.Генри молчал.— Но возвратиться во Францию у вас нет возможности, — заметила Софи. — Ив монастыре тоже вечно вы оставаться не можете.Мальчик все еще колебался, так что пришлось вмешаться Патрику.— Я уверен, ваш отец желал бы этого, — произнес он твердо.— Я совершенно не помню отца.Черт возьми, этот парень упрям как осел!— В таком случае вам просто придется поверить мне на слово, — объявил Патрик. — Ваш отец, несомненно, пожелал бы, чтобы вы жили в доме аристократа, а не в уэльском монастыре и уж определенно не на конюшне.— Итак, договорились? — Софи обворожительно улыбнулась. — Генри, не могли бы вы найти Симону и Флоре и сообщить, что мы готовы возвратиться на «Ларк»?Как только Генри скрылся из виду, к ним приблизился Джон Хенкфорд. Он слышал весь разговор.— Признаюсь, когда прибыл ваш слуга и сообщил, что вы остановитесь здесь на ночлег, я сожалел. Потому что полагал, что у всех лондонских черные сердца. Но теперь я счастлив заявить и заявляю: это не так. Не у всех лондонских черные сердца.Софи собралась что-то ответить, но Джон ее прервал:— И еще, мэм, я… я поражен, как хорошо вы говорите на нашем языке. И тронут, по-настоящему тронут. Так и скажу друзьям в пабе сегодня вечером. Лондонцы, которые говорят поваллийски! Одного этого достаточно — по крайней мере для меня, — чтобы поверить, что англичане не такие уж плохие.Софи с тревогой посмотрела на Патрика. Такой поворот в разговоре его, очевидно, сбил с толку.Ладно. Игра окончена, и потому можно не таиться. Она перешла на валлийский и тепло попрощалась с Джоном и его матерью. А затем с милой улыбкой повернулась к мужу:— Будем возвращаться на «Ларк»? — Ее сердце колотилось. Он рассердился? Кажется, нет. Выглядит слегка озадаченным.— Ты свободно говоришь по-валлийски, — сказал Патрик, как только они вышли в коридор. — Выходит, твоя мама француженка из Уэльса? Ничего себе комбинация.— Мама тут ни при чем, — ответила Софи. — Просто одно время у нас работала прачка родом из Уэльса.— Прачка! — удивился Патрик.— Да, прачка, — подтвердила Софи. — Ее звали Мэри. Поскольку гувернантки в этот период у меня не было — матушка их время от времени увольняла, — то я в основном общалась со слугами. Вот так как-то незаметно получилось, что Мэри обучила меня говорить по-валлийски.— А почему увольняли гувернанток? Ты не могла с ними поладить?Софи коротко рассмеялась:— Нет. Нет, я была очень послушным ребенком. Их увольняли из-за отца.— Понимаю. — Патрик протянул Софи ее муфту.Генри, который роль личного адъютанта воспринял со всей серьезностью, уже сопровождал Симону и Флоре вниз по извилистой лестнице к причалу. Солнце уже стояло высоко над головой. В небе парили два ястреба, делая круги над покосившимися трубами монастыря.— Посмотри, ястребы, — воскликнула Софи, пытаясь сменить тему. — Моя няня обычно говорила, что ястребы смахивают с неба паутину.— Значит, у тебя была еще няня, — задумчиво проговорил Патрик. — И ты все равно общалась с прачкой.— Няня вышла замуж за брата Мэри, — объяснила Софи. — Именно поэтому она и появилась в нашем доме. Отец признавал только служанок-француженок.Патрик усмехнулся. Забавное детство было у жены.— Значит, все служанки у вас были француженки, включая гувернанток, которых твой отец, как я понимаю, обхаживал.— Обхаживал — не то слово, — сказала Софи. — Обычно он брал их наскоком. — Она помолчала. — Это сильно огорчало маму.— И она их увольняла?— Да, — призналась Софи. — Но бывали и исключения. Не со всеми у папы получалось гладко. Например, мадемуазель Деррида. У нее была необыкновенно пышная грудь. Она пробыла у нас довольно долго.— И что же?— Папа делал вокруг нее заходы, но все напрасно. Тогда он временно прекратил попытки, видимо, нашел кого-то на стороне. Вообще-то мадемуазель Деррида была единственной молодой женщиной в нашем доме. Остальные служанки были пожилыми и крайне непривлекательными. Это уже maman постаралась.— И чем же все кончилось? — спросил заинтригованный Патрик.— Кончилось очень печально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114