— Твой отец рассуждает как мелкий, ничтожный человек. Я буду услаждать тебя на берегах Ганга, — пообещал он прерывающимся шепотом. — Я буду делать это на Хамбер-Ривер и в садах за нашим домом. И если понадобится, средь бела дня, в присутствии Кодсуолла и остальных слуг.
Габби открыла рот от изумления. Квил притронулся пальцем к ее губам.
— Нет-нет, при Кодсуолле, наверное, не буду. Он своим заупокойным видом отравит все удовольствие. Зато Бог благословит наше занятие, не важно где — на свету или в темноте, под простынями или на берегу реки. А идея твоего отца о грехе происходит от невежества и ограниченности.
— Ты говоришь как Генеджев, — усмехнулась Габби. — Они с отцом играли в шахматы по четвергам. А когда вечерами отец задерживался, что бывало нередко, мы обычно с ним беседовали.
— Его высказывания на удивление откровенны, — хмыкнул Квил.
— Генеджев — брамин, — пояснила Габби. — В его глазах отец — низшая каста. Низшая раса. Но меня он любил. — Она вновь принялась кусать губы. Квил осторожно провел рукой по ее спине.
— Габби, ты не хочешь сделать мне приятное? Здесь не берег реки. Эта спальня — свидетельница зачатия не одного поколения Дьюлендов. На всей земле нет более подходящего места для вступления в брачные отношения. — Он поцеловал ее в мочку уха, и от этой нежной ласки у нее сразу стало горячо под коленками.
Габби тихонько прочистила горло.
— Мне бы хотелось знать, что ты собираешься со мной делать.
Квил сдавленно хохотнул и наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но она его оттолкнула.
— Я не шучу! Я желаю знать все о боли.
— Тебя это тревожит, Габби?
— Конечно, — ответила она сердито. — Честно сказать, я вообще не уверена, стоит ли это делать, если мне будет больно, а тебе потом три дня мучиться.
— Насчет того, стоит или нет, я спрошу тебя завтра утром, хорошо?
— Завтра утром ты будешь лежать в темной комнате, — отпарировала Габби.
Квил не хотел об этом думать.
— Гм… а знаешь, Габби, ты совершенно права. Давай подойдем к этому разумно и проверим на деле.
Озорная улыбка Квила уже прочно обосновалась на его губах. Он встал и упер руки в бока. Габби замерла. У нее вновь заколотилось сердце, и его бешеный ритм отозвался в голове.
Квил снял панталоны и небрежно спустил с бедер нижнее белье, будто он находился в спальне один. На самом деле эта непринужденность стоила ему немалых усилий. У него дрожали руки. Он выжидал, когда Габби посмотрит на него.
Она скользнула взглядом вдоль его тела и судорожно вздохнула.
Тогда он повернулся и прошел к камину. Взял с полки еще две свечи, зажег и перенес к кровати. В комнате сразу прибавились новые тени. Когда он нагнулся оживить угасающий огонь в очаге, Габби быстро перевела глаза на четкие линии его ягодиц.
— Квил, — произнесла она слабым голосом, презирая себя за это.
— Да? — Муж быстро повернулся. О, как он был прекрасен! Точно такой, каким она его и воображала. Он подошел к кровати. — Время снимать твою сорочку, дорогая.
Габби опустила плотно прижатые к груди руки. Квил развязал ее тесемки у пояса и потянул за мягкие складки. Взмах его сильных рук ослепил ее на мгновение, и она обнаружила, что стоит перед ним обнаженная.
Он не притронулся к ней. Даже не дышал какое-то время, пронзенный адским огнем, — так соблазнительна она была. Тонкая талия и высокая полная грудь — не коснуться всей этой роскоши и не погладить блестящих прядей на спине было сущей мукой.
Вспыхнувшее в камине полено с треском выбросило сноп искр. Пляшущие блики заиграли на кремовых женских бедрах и мощных мужских голенях.
— Ну вот, сейчас мы такие, какими нас создал Бог. — Квил был вынужден сдерживать свое вожделение. Иначе он может ее отпугнуть, и тогда в течение всех грядущих лет супружества между ними будут стоять бредовые идеи, внушенные ей безмозглым отцом.
Шелковые ресницы Габби так и оставались на щеках, которые теперь покрылись алым румянцем. С тех пор как он снял с нее сорочку, она не поднимала глаз. Квил осторожно коснулся ее лица.
— Габби? Ведь ты смотрела украдкой на меня, когда думала, что я этого не вижу. А теперь и взглянуть не хочешь? — Не услышав ответа, он снова попытался поддразнить. — В конце концов, не ты ли требовала серьезного разговора?
— Разве это разговор? — прошептала Габби, жаля его потемневшим взглядом. — Я никогда… никогда не предполагала такого… неприличия. Стоять обнаженными на свету… — Она не могла подобрать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к этому бесстыдству.
— В этом нет ничего неприличного. — Квил подвинулся еще ближе и встал прямо перед ней. — Габби, темнота — для воров и бродяг. Ты стала моей женой, и я хочу отметить это приятное событие при свете.
Она прикусила губу, чувствуя, что против воли подчиняется его воле. По телу распространялся огонь, неумолимо подталкивающий ее к покорности. В красоте мускулистых плеч Квила не было ничего порочного. И эта красота так трудно им завоевывалась! Его победу тоже следует отпраздновать, наконец решила она.
— Посмотри, мы подходим друг другу, как скорлупка ореху. — Квил взял ее руку и приложил к завиткам рядом с мужской плотью. — Видишь, Габби?
Она вздрогнула. Ее пальцы дрожали, но не ушли с того места.
И затем произошло ее падение, безмолвное, без внешних признаков. Стыд, державший ее в удавке, исчез. Она поддалась молящим глазам и мускулистой подтянутости покалеченного тела Квила и, к его удовольствию, робко прикоснулась пальцем.
Его плоть резко подскочила, и Габби тотчас отдернула руку.
— Тебе больно?
Квил схватил ее руку и возложил на средоточие своей страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114