Кодсуолл тут же засуетился и отправил слугу готовить ванну.
Габби поднималась на второй этаж, а Квил не отставал от нее ни на шаг. Когда она направилась в свою старую комнату, он мягко ее остановил.
— Они принесут твою одежду в комнату виконтессы, Габби.
— Но твоя бедная мама…
— Так уж сложилось. Когда она пожелает нас посетить, ей будет предоставлена гостевая спальня. Но хозяйские покои теперь наши, Габби. — Он наклонился и подарил ей поцелуй короткое обещание чувственного наслаждения. — Для чего нужна эта дверь между спальнями, как не для наблюдения за женой! За ее одеванием. Или… раздеванием.
Габби отскочила назад так быстро, что его рука повисла в воздухе.
— Это не имеет значения, если даже дверь будет заперта, — заявила она решительно.
За время дежурства у его постели она много думала об их будущем. Нужно полностью потерять рассудок, чтобы заниматься тем, что причиняет такие страдания своему мужу. Если Квил думает, что она собирается заодно с ним содействовать новому приступу мигрени, он глубоко заблуждается.
Но спорить в коридоре было довольно глупо, и Габби с гордым видом прошествовала в комнату виконтессы. Квил вошел следом и закрыл за собой дверь. Габби тяжело вздохнула.
— Квил, ты не считаешь, что будет лучше, если мы все обсудим после обеда? — Она медленно направилась в другой конец комнаты, притворяясь, что ее заинтересовали золоченые кресла возле камина.
— Я полагаю, мы должны обсудить это сейчас, — нахмурился он.
Габби остановилась возле письменного стола и обернулась.
— Несомненно, мы не можем делать то, что вызывает твою мигрень, — проговорила она, поглаживая полированную поверхность розового дерева.
— Не вижу здесь ничего несомненного, — сердито возразил Квил.
— Мне казалось, что это очевидно. Есть что-то в… — Габби запнулась, тщательно подбирая слова. — Есть что-то в брачных отношениях, что вызывает твою мигрень. Поэтому, пока не найдено лекарство, мы не можем повторять неудачный опыт.
— Господи! Неужели ты думаешь, я не искал?
— Нужно еще попытаться, — заупрямилась Габби. — Я знаю тебя, Квил. Тебе трудно говорить со мной об этом. Но наверняка есть сотни докторов здесь и за границей, которым известен рецепт лекарства от твоей болезни.
Квил привалился к каминной полке и скрестил руки на груди.
— Есть один немец по фамилии Хеберден. У себя на родине он главный специалист по мигрени. Я приглашал его в Англию для консилиума с моими врачами. Он сказал, что кровопускание мне противопоказано. Я и сам знаю, что это так. — Квил мрачно усмехнулся. — В прошлом году мне ставили пиявки на голову. Лучшим лекарством Хеберден считает отвар хинной коры — но это тоже не помогло. Кстати, его весьма удивило количество лекарств, которые я уже перепробовал. Валериана, мирра, мускат, камфара, опий, болиголов и даже нюхательные порошки. В Бате один шарлатан мазал меня пеной из болиголова и хвойного бальзама. После этого я благоухал несколько дней, как сосна.
— Хеберден назначал тебе что-то, кроме коры?
— Он советовал во время приступа приклеивать пластырь за ушами, — иронически хмыкнул Квил. — Об эффективности можно судить по отсутствию пузырей на коже. Позже он склонял меня к опию, но мне никогда не нравилась эта идея. Я рассудил, что привыкание — неравноценная замена интимной жизни, и решил, что лучше буду жить со своим недугом. В самом деле, последнее лекарство, которое я принимал, только чудом меня не угробило, как мне потом объяснили врачи. Моя мать купила его у какого-то знахаря в Блэкфрайерсе. Я две недели пролежал в горячке, но от мигрени так и не избавился.
Габби подумала о письме Судхакару, но промолчала, вспомнив, с каким нездоровым упрямством Квил отверг ее предложение.
— С тех пор я поклялся больше не принимать никаких лекарств. — Квил осторожно прокашлялся. — Я отдаю себе отчет, что посягаю на твое счастье, Габби. С моими дефектами мне, вероятно, не следовало жениться на тебе.
— Ты попал в точку, Квил.
У него екнуло сердце, и его сарказм сразу куда-то исчез, а лицо застыло и побледнело. Разумеется, Габби права. У нее есть все основания для развода.
— Но ты все же женился на мне, — продолжала она. — И теперь эта проблема — наша, а не только твоя.
— Я не приемлю твоего умозаключения, — произнес Квил с убийственной вежливостью. — Уверяю тебя, мне не требуется твое присутствие во время этих эпизодов. Я не посмею обременять тебя своей немощью.
С каждым медленным тяжелым ударом сердца он будто врастал в пол, как дерево в землю.
Габби нахмурилась:
— Квил, я никоим образом не упрекаю тебя в твоей мигрени. Я еще раз повторяю, что теперь это наша общая проблема, а не только твоя. Мы должны вместе заниматься твоим лечением.
— Никто, а жена уж точно, не будет диктовать мне решения — процедил Квил сквозь зубы. — Я больше не стану принимать непроверенных лекарств. И тебе придется принять это к сведению.
Габби уже еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть на него свой гнев.
— Ты ведешь себя не лучшим образом, Квил! Мы должны подумать вместе, что делать дальше. Неужели тебе не ясно?
— Нет, не ясно, — сердито заявил он, чеканя каждое слово. — Как только случилось то несчастье, моя мать взялась диктовать врачам, как меня лечить. Если бы я ее послушал, то по сей день лежал бы на этом ложе. Сама едва не убила меня шарлатанскими снадобьями, а когда Транкельштейн предложил дельное лечение, воспротивилась всеми силами. Но именно его массаж и его упражнения поставили меня на ноги.
Габби вздохнула:
— Я никак не могу понять, какое отношение имеют ошибки твоей матери к нашей задаче в теперешней ситуации?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114