— повторил Андрей вопрос.
— Да што ж, — стрельнула она глазками из-под платка, — Митрей с вестью явится, дак куды ему ит-тить? Где искать-то вас будет?
— Ясно. Пойдем, покажу.
Они двинулись с рынка в сторону речки Качи, где стояла их избушка.
— А где ты живешь в Красноярске? — спросил Андрей, подсознательно ожидая чего-то типа «Третьего микрорайона» или «улицы Ленина».
— У тетки Марфы в дому. У ей все нашенские стоят, ковды на Красном Яру бывают.
— Есть и другие ваши, кроме тех, что на Бирюсе живут?
— Все-то те знать надо! Пристал, прям репей!
И снова щелк да щелк, и только глазки мелькали из-за платка. Они спустились Качинской улицей, ведущей к закрытым сейчас городским воротам. Отсюда уже можно было разглядеть их покосившуюся халупу.
— Вон тот дом, видишь? В нем мы и живем, — указал Андрей.
— Тоже дом! Курей токо держать али свинью.
— Что поделаешь. Да и это ненадолго.
— Вона что… — Веселье в ее голосе вдруг пропало. — И куды ж ты потом?
«Далеко и надолго», — только и пришло в голову.
— Далеко, Глаша.
Они остановились в тени, падающей от высокого амбара, которая протянулась через улицу, залитую красным закатным светом, прыгая на кучах золы и засохших тележных колеях. Глаза глядели в глаза — женские казались огромными, как озера, — мелкие, прозрачные до радужного дна и провально-глубокие в черных кругах зрачков. Андрей поправил рыжую прядь, выбившуюся из-под темного платка, женщина несмело приникла к нему, положив руки на плечи.
— С собой забери, — прошептала она ему, опустив глаза, — ить хорошо было…
Андрей легонько, чуть касаясь, провел губами по длинной белой шее, легко обвел ладонью остро-вытянутую, но мягкую грудь, потом худую спину, крепкие круглые ягодицы. Голова закружилась от отчетливого, но чистого запаха молодой женщины.
— Давай к нам зайдем, — прошептал он, сдвинув рыжий завиток ей с уха, — зайдем, как люди ляжем…
— А вот и не зайду я к тебе, женишок! — внезапно расхохотавшись, отпрянула от него Рыжая.
— Это почему? — несколько опешив, спросил Андрей.
— Да ить первый день седни! Вчера б вечор пошла с тобой, а ноне — извиняй!
«Вот, черт, непруха!»
— А ну тебя! Иди к своей Марфе, раз нельзя.
— И пойду, дак тя не спрошусь! На-ко вот, пош-шелкай, — высыпала она ему оставшиеся орехи.
— Митрея к вам пошлю! — крикнула Глаша, обернувшись уже издалека, и скрылась за поворотом потемневшей улицы.
С чувством легкого разочарования Андрей направился к избушке, к которой с другой стороны, негромко насвистывая, спускался и Чен.
Внутри пахло дымом, у очага сидел Мастер, хворостинкой пошевеливая угли.
— А-а, явились! И оба сразу, — поприветствовал он их, заглядывая в котелок. Все сели по-турецки на пол, разлив чай по чашкам и разложив рыбный пирог на чистой тряпице.
Были ли эти трое настоящей командой? Нет, конечно. Но судьба свела их, и выжить они могли только вместе. «Когда три человека живут под одной крышей и делят между собой обязанности, тогда проявляется облик Дао», — писал историк восемнадцатого века Чжан Сюэчен.
— А мне нравится здешняя еда, — заявил Чен, подцепляя кинжалом кусок пирога с рыбой, — и девки местные нравятся. Да вот не добраться до них, все-то я в делах, в заботах.
— Как прошел разговор? — поинтересовался Мастер.
Чен молча скосил глаза в сторону Андрея.
— Что нужно сделать с человеком, который вот так стреляет глазами? — спросил господин Ли Ван Вэй, показав на Чена.
— Сбить ему мушку с прицела, — мрачно ответил Шинкарев, сжав кулак.
— Говори, — приказал Мастер Чену.
— Кистим уехал. Его род уйдет в ближайшее время.
— Под Красноярск? — спросил Андрей.
— Нет. В степь, к кыргызам.
— Почему?
— Приближаются главные события, ради которых мы и попали в это время и место. И ты должен решиться. — Мастер пошевелил палочкой очаг, по углям пробежала быстрая оранжевая змейка.
— На что?
— Избавиться от иллюзий.
— Каких иллюзий?
— Что окружающие люди принадлежат к твоему народу. Что ты им чем-то обязан. Что некоторые из них дороги тебе. Что твии действия должны определяться эмоциями и привязанностями, а не разумом.
— Если я буду действовать и мои действия будут определяться этими, как вы сказали… иллюзиями — что будет?
— Очень плохо будет.
— А точнее?
— Неизвестно. Непредсказуемо. Цепь неизвестных и непредсказуемых событий.
— Это и есть самое худшее?
— Да.
Андрей помолчал, обдумывая сказанное. Может, и так. Может, прав китаец. А может, и нет. Может, это то, на что не хватает мудрости «земного Пути»— принять неизвестность как благо.
— Моя забота о Тане — это иллюзия? — наконец подал он голос.
— Она тебя действительно заботит? — глядя ему в глаза, спросил Мастер. — Только честнг. «Честно?»
— Не знаю уже. Да, наверное. — Он поглядел на браслет.
— А кто тебя занимает? Из здешних женщин? Рыжая?
Андрей покосился на Чена, но тот сидел молча, никаких шуток.
— Да, — проговорил Андрей. — И отчасти Ханаа. Не могу понять, но я будто отвечаю за нее.
— За девочку, жившую за триста лет до твоего времени? Если это не иллюзия, тогда что такое иллюзия? Видишь, как твой разум расходится с чувствами. При этом разум темен, а чувства полны страхами. Спроси себя — что делать в такой ситуации?
Андрей помолчал.
— Что молчишь? Так что тебе делать? — повторил Мастер.
Андрей еще помолчал, потом ответил:
— Только то, что скажет Мастер. Слушать и подчиняться.
— Верно. Но хватит ли у тебя сил?
— Я хочу спросить Чена.
Господин Ли Ван Вэй хмыкнул:
— Разве Чен тебя учит?
— И все-таки.
— Что ж, спрашивай.
— Чен, ты проходил «гуань-тоу»? — спросил Андрей.
— Должен я ему отвечать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114