Домой, степь.
Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.
— Так, — остановив всех, тихо сказал Мастер, — там жилье. Что делаем?
— Я иду первым, — вызвался Андрей, — вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.
Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих — какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.
— Что ж, так и сделаем, — согласился господин Ли Ван Вэй.
Левая рука Андрея уже была без лубков — спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг — снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. «Бобер, что ли, или выдра какая? — Андрей еще пригляделся. — Выдра… своего рода».
Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним — мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась — точь-в-точь, как собака, — потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову — когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.
— Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! — яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя «рожками» обегали белый лоб. «Не особенно-то и молодая». От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то — сладковатым, смолистым дымком… «Ладан, кажется?»
— Одень это. — Шинкарев кивнул на сарафан. — Живешь здесь?
Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.
— Одна? Чего молчишь?
— Н-не.
— Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?
— Т-то т-там, на плотбище, — указала она дрожащей рукой куда-то в туман.
— Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?
— С тятей. Счас покличу! — метнулась она в сторону.
— Э-э-э нет, так не пойдет! — в последний момент Андрей поймал ее за подол. — Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!
— Т-я-я-т-я-я! — громко крикнула женщина, — подь сюды-ы!
В ответ в три глотки грохнули собаки, зашлись злобным хриплым лаем.
— Аграфена! — послышался скрипучий голос. — Ну што опять, ети твою…
— Давай, батя, двигай сюда! — громко ответил Андрей.
— Хто там ишшо? Счас собак спущу! — Голос начал приближаться.
— Попробуй только! Враз башку сверну твоей Глашке!
Из-за елки показался старик не старик — пожилой, кряжистый мужик: утиный нос, морщинистое лицо, седая борода лопатой. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.
— Хто ты есть? — ткнув пальцем, спросил мужик. — Человек аль нехристь какой?
«Питекантроп»— снова всплыл в голове наиболее подходящий ответ. А что, так оно и есть, в каком-то смысле. И не в одном даже.
— Русский я, батя, русский.
— Черт те батя! Русскай… — прищурившись, язвительно протянул он. — Да глаз у тя узкай! А ну покажь!
— Пожалуйста, — пожав плечами, Андрей обмахнулся широким православным троеперстием.
— Тьфу!!! — яростно сплюнул мужик. — Как есть, никониан клятый!!
«Вот оно что — кержаки это, раскольники…»
— Да что ты, батя! Какой я тебе никониан — русский я. Простой советский человек.
— Чаво-о?
— Ничаво! — передразнил Андрей. — Со степи я приехал, от хана!
Как ни странно, это подействовало. Мужик явно успокоился, перевел дух.
— Хан он ничаво-о-о, хан стару веру не забижат… токо вот к себе не пушшат пока.
«Вот оно как!» Поворот был интересный. Русские староверы собирались к кыргызам. Стало быть, не врал Кистим.
— А зачем вам к хану? Чего здесь-то, на Руси, не живется?
— Чаво не живется… — снова протянул мужик. — Аль сам не знашь: на Москве царь Ляксей сидит, всех в никонианску веру перекрешшат, за грехи наши тяжкие…
— А к хану-то как — по воде пойдете или посуху?
— А те нашто? — подозрительно спросил он, покосившись на потрепанный китайский костюм Андрея. — А не глянешь ты на кыргызина-то. Да и то сказать, на казака не глянешь.
— А говоришь «никониан»! Погоди, сейчас своих позову, враз поверишь, что от хана. Или боишься?
— Тебя, што ль? — Мужик пренебрежительно дернул плечами, кажется, почти не притворяясь. — Мы тута, в тайге, не больно пужливые. Кличь, коли не врешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114