— Нет, — сказал он. — Ты выставишь на посмешище и себя, и всех нас.И он все еще качал головой, когда Сигрид во весь опор скакала обратно в Эгга.Она нашла Финна возле его драккара; он смотрел на нее, не говоря ни слова.— Не кажется ли тебе… — начал он наконец, но осекся, видя, как она запыхалась. Она бежала до самой пристани бегом.— Ингерид послушалась тебя, — сказала она. — Возвращаясь домой, я видела ее на дороге, ведущей из Гьеврана.Финн как стоял, так и сел на бухту троса, содрогаясь от хохота.— Об этом долго будут помнить в округе, — сказал он и добавил задумчиво: — Теперь ее легче будет уговорить уехать на север…Сигрид ничего не сказала, да и Финн вскоре успокоился. И когда он встал, вид у него был серьезным.— Могу я одолжить лошадь? — спросил он.— Хотела бы я знать, для чего.— Я не могу допустить, чтобы она это сделала, — ответил он. — Я поеду и заберу ее.— Бери себе столько лошадей, сколько надо! — сказала Сигрид.И Финн был уже во дворе, когда она еще поднималась по холму.
Еще не увидев ее, он услышал вопли детей: они прыгали и скакали вокруг нее, а она, не обращая на них внимания, медленно продвигалась вперед. Она даже не подняла голову, услышав стук копыт, не видела, как он слез с коня и привязал его к дереву.Он подошел и поднял ее.— Думаю, ты быстрее доберешься до Эгга на спине коня, — сказал он, посадил ее на лошадь и сел сам. Крепко обняв ее левой рукой, он почувствовал, как она дрожит, стараясь удержаться от плача.— Это что-то новое, — сказал он, — что ты стараешься не плакать.Сигрид увидела их, подъезжающих верхом на коне, — и не знала, как ей быть. Но Финн решил проблему с такой непосредственностью, что Ингерид тут же залилась румянцем.— Мне нужно побыть с Ингерид наедине, — сказал он. — Не могла бы ты сказать, куда мы можем отправиться?
Эльвир долго пробыл в Стейнкьере. Сначала они разговаривали с ярлом, потом они уединились со священником.— Я пришел к выводу, что стоит попытаться последовать твоему совету, — начал Эльвир, — и искать мира в церкви.Но Энунд подходил к этому еще более серьезно, чем он ожидал.— Я слышал, что вчера ты был в Ховнесе на жертвоприношении…— На этот раз я не участвовал в жертвоприношении, — ответил Эльвир. — Я пришел, когда все уже закончилось.— Ты был там и ел жертвенную пищу, — сказал Энунд. — И пил, когда произносились тосты за богов.— Да, — сказал Эльвир, — но я не вижу в этом ничего плохого.— Если ты пришел ко мне за причастием, то мне решать это!— Но что плохого в том, что я ел конину?— Ты ел мясо, принесенное в жертву языческим богам.— Но я больше не верю в богов. И что из того, если мясо и мед посвящены тому, кого не существует?— Можешь быть уверен в том, что боги существуют, Эльвир. Это дьявол отвращает людей от Бога.— Не хочешь ли ты сказать, что я перестал верить в богов, едва услышав, как ты говоришь, что следует верить в них?Энунд был в замешательстве. Он любил Эльвира, но не мог понять его. И в глубине души Энунд считал, что боги — это злые силы, которые действительно существуют. Разве он сам не боролся постоянно против сил тьмы, властвующих над людьми? Съесть кусок жертвенного мяса, выпить чашу в честь богов — эти грехи казались ему совершенно непростительными.— Эльвир, — сказал он, — я не дам тебе отпущения грехов, если ты не понимаешь, что поступил плохо.Эльвир онемел. В конце концов ему пришлось задать священнику тот же самый вопрос:— Ты считаешь, что должен прогнать меня потому, что я не верю в богов?— Нет, ты все перевернул.— Что же ты, собственно, имеешь в виду, Энунд?— Я хочу сказать, что есть жертвенную пищу — это грех.— Мне следовало подумать об этом, — сказал Эльвир, — я немного поспешил.— Подожди, — сказал священник, видя, что Эльвир собирается уходить. Предчувствуя, что Эльвир так и останется со своими заблуждениями, он вдруг понял, как много значит для него спасение души этого человека: — Эльвир, ты не должен допускать, чтобы жертвенная пища преграждала тебе путь к Господу!— Это не я выдумал, — ответил Эльвир.Энунд боролся с самим собой; у него не было никаких оснований принимать Эльвира как блудного сына. Если забыть эту историю с жертвоприношением, думал он, не принимать это так серьезно, в надежде на то, что Эльвир со временем все поймет…Но он чувствовал, что, как бы он не хотел этого, он не может пойти против собственной совести.— Эльвир, — растерянно сказал он, — вспомни Торберга, вспомни, как он умер, без причастия и без отпущения грехов… Ты не должен отправляться на битву, не решив для себя этот вопрос! С Торбергом случилось несчастье, когда он плыл из Эгга на юг, построив корабли в Стейнкьере. Он причалил во Фросте, чтобы переночевать там. И на него напал человек, желавший отомстить ему за позор своей дочери, и убил его.— Ты мог бы, конечно, отпустить мне грехи, в которых я сочту нужным исповедоваться, — продолжал Эльвир.Энунд задумался.— Нет, — сказал он. — Ты не можешь торговаться с Богом.Эльвир опустил голову, но потом снова взглянул на священника.— Я могу поклясться тебе, что больше никогда не буду есть жертвенное мясо, — сказал он, — так что в будущем это будет для меня грехом, потому что это будет считаться нарушением клятвы.— Для тебя и вчера это было грехом, — ответил священник. — И если ты не сознаешься передо мной в этом грехе и не раскаешься в нем, я не смогу дать тебе отпущение грехов.— Не меньшим грехом было бы мое лицемерие, — сказал Эльвир. — И я не считаю, что поступил плохо.— Значит, ты не веришь мне, священнику, что совершил грех?Эльвир покачал головой.И они расстались с сожалением. *** — Ты должна пообещать мне вот что, Сигрид: если я не вернусь назад, окрести детей и окрестись сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76